Н. Ланг - Город теней

Вот уже несколько недель они сотрудничали с фиксером Абдаллой, который служил для них и гидом, и переводчиком. По прибытии в Триполи, в аэропорту, где царила ужасная неразбериха, они встретили паренька, ошивавшегося там, в поисках наживы. Неделей ранее его отца убили "каддафисты" и теперь ему предстояло кормить семью. Он помог журналистам найти гостиницу. Абдалла оказался хорошим малым, расторопным, спокойным и на удивление добрым, что считалось настоящей редкостью в ожесточенном войной городе, а ведь парень рисковал, сотрудничая с иностранцами.

Машина уже ждала их во дворе. Маленький старый "Форд", покрытый пылью, быстро терялся на оживлённых дорогах Триполи. Марк, как всегда, предпочёл сесть на заднее сидение, а Вадим устроился рядом с водителем.

– Здравствуй, ребята! – на плохом русском с сильным арабским акцентом сказал фиксер Абдалла. Паренёк с недельной щетиной на худом лице, одетый в мятую рубашку и джинсы, давно потерявшие цвет. Ему едва исполнилось восемнадцать и он отращивал бороду, считая, что так будет выглядеть солиднее.

– Привет! – сказал Вадим и пожал его худую, жилистую руку.

Абдалла включил радио и нажал на газ. Он любил быструю езду и громкую музыку, прекрасно знал город и мог найти выход из любой ситуации, что позволило ему за короткий срок стать лучшим в своём деле. Абдалла даже выучил несколько фраз на русском языке.

Марк, слушая соул, настраивал фотоаппарат, а Вадим, скучая, смотрел в окно. Каким красивым местечком был Триполи до революции. Здесь сохранилось множество древних достопримечательностей, которые почти превратились в руины. Старинные мечети, построенные несколько веков назад, украсились следами обстрелов. Некогда оживлённые рынки, где в мирное время шла бойкая торговля, пустовали. Многие дома, в которых всё ещё жили люди, хранили на себе свидетельства ожесточенных боёв между "каддафистами" и повстанцами. На стенах зияли дыры от пуль и осколков. "Форд" проехал мимо магазина, где собралась огромная очередь. С продовольствием, как и с водой, возникали перебои, и очереди с каждым днём становились длиннее.

Миновав несколько кварталов, фотографы, наконец, добрались до места назначения.

– Удачи! – пожелал им фиксер Абдалла.

– Спасибо, шеф, – ответил Вадим и вышел.

Марк ничего не сказал, но он как никто другой знал, удача им пригодится. С тяжёлым сердцем он покинул машину и заметил, как Вадим с сожалением посмотрел вслед уезжавшему "Форду".

Солнце висело на небосклоне горячее, словно жареный блин, на сковороде у повара. Марк, щурясь, посмотрел на горизонт. На небе ни облачка, а значит, предстоит знойный день. Солнце накалит и без того горячую обстановку. Рядом послышалась автоматная очередь и крики сотен людей.

– Нам сюда, – Марк кивнул в ту сторону, откуда слышались выстрелы.

В этом заключалась их работа – идти туда, где опасно, чтобы сделать сенсационный репортаж, чтобы рассказать зрителям или читателям о том, что происходит, когда ведутся боевые действия.

Марк решительно зашагал по узкой улочке, которая уходила к Зелёной площади. Вадим последовал за коллегой. Они свернули за угол и через мгновение увидели огромную толпу повстанцев, некоторые из них держали в руках флаги оппозиции. Красно-чёрно-зелёные стяги с полумесяцем и звездой, те, что использовались в период, когда Ливия была королевством. Мятежники ждали решающей битвы. Битвы за Триполи. Разъярённая толпа скандировала лозунги, люди желали смерти Муаммару Каддафи. Сродни цунами, после сильного подземного толчка, безжалостная волна сметала всё на своём пути. Мятежники шагали по Зелёной площади – сердцу ливийской столицы. И сердце это отбивало барабанную дробь, отсчитывая последние часы существования режима, ставшего ненавистным.

Вадим огляделся. Они были всего в километре к югу от Баб-аль-Азизии, резиденции Каддафи, за которую упорно сражались повстанцы. Баб-аль – Азизия – последний оплот режима полковника в Триполи. Там ещё развеваются зелёные флаги Джамахирии, истерзанные ветрами и пулями. Штурм был в самом разгаре, раскатами грома слышались отдалённая стрельба и удары авиационных сил.

– Как думаешь – сегодня всё кончится? – спросил Вадим, перекрикивая шум толпы.

Марк пожал плечами и с улыбкой полной иронии сказал:

– Аллах ведает. А теперь за работу, история сама себя не напишет и не сфотографирует.

Смешавшись, с бушующей, словно штормовое море, толпой, военкоры щёлкали затворами фотоаппаратов, выхватывая самые яркие кадры. Фотограф не должен принимать ничью сторону, фотограф – это летописец, бесстрастный наблюдатель. Вадим придерживался этой аксиомы. Он смотрел на объект съёмки несколько отстранённо, словно со зрительской скамейки на захватывающий матч. Его снимки всегда отличались строгостью и выверенностью композиции, однако в них было мало эмоций. А Марк изобретал собственные правила. Скрупулезно документируя реальность, он растворялся в толпе, становился частью события, жил и дышал вместе с участниками мятежа. Непостижимым образом он умел проникнуть в стан противника незамеченным.

Телевизионщикам приходилось сложнее – камеры, микрофоны и жилетки с надписью "PRESS" были заметны, поэтому журналисты устроились для записи стендапов чуть поодаль. Их синие жилеты порой становились чем-то вроде красной тряпки для бешеного быка.

Сторонники полковника Каддафи вступили в ожесточенное противостояние с повстанцами, скорее походившее на предсмертную агонию. Начался безумный хаос, Вадим, поймав несколько удачных кадров, собирался ретироваться. Атмосфера накалялась, его теснили в сторону.

Марк в центре толпы делал снимки. Это было опасно – Ланской редко носил бронежилет и каску. Он предпочитал работать с маленьким беззеркальным фотоаппаратом, который было легко спрятать, что позволяло быть неприметным. Ланской не любил быть сторонним наблюдателем. Без тесного соприкосновения с происходящим трудно сделать хорошие снимки. Фотограф должен подойти настолько близко, насколько это позволяют обстоятельства; не пострадать, максимально наполнить фотографии чувством; заставить кадры рассказывать истории, чтобы они вызывали сопереживание. Непременный зрительный контакт с объектом – вот то простое правило, которое фотокорреспондент "Утренней звезды" выработал для себя, снимая в экстремальных условиях. Хотя Марк и отрицал, но каждый конфликт, запечатлённый им, оставлял на его душе неизгладимые следы. Маленькие, тонкие раны, которые уже никогда не затянутся.

Повстанцы, подхваченные сатанинской пляской смерти, рвали зелёные флаги Джамахирии и топтали портреты Муаммара Каддафи. Танцевали с автоматами и стреляли в воздух, некоторые из мятежников взбирались на крыши автомобилей.