Иван Банников - Истинные поклонники

– А, в морге, – он тут же погас. – Вы родственник одной из жертв?

– Жертв чего? – я тут же уцепился за это слово, которое показалось мне очень подозрительным.

– Приезжайте к нам в уголовное управление, – велел он. – Сегодня сможете? Знаете, где мы находимся?

– В курсе, – буркнул я.

– Привлекались? – заинтересовался он.

– Предыдущего шефа в тюрьму провожал.

– Занятно. Кабинет номер сто пять. Так я вас сегодня жду?

– Я подумаю, – я прервал связь и бросил телефон на соседнее сиденье.

Естественно, я тут же нашёл на карте адрес управления и направился туда прямым курсом. Мне нестерпимо хотелось понять, что произошло с женой, и при чём тут уголовный розыск. Меня переполняло такое нетерпение, что половину города я преодолел, наплевав на все правила и возможные последствия. Мне вообще на себя было наплевать.

После регистрации дежурный направил меня в нужный кабинет, сопроводив странным взглядом. И вообще мне показалось, что в заведении царила какая-то нервная и шумная обстановка. Дёргаясь от резких звуков, я быстро поднялся на второй этаж и постучал в дверь нужного кабинета. И не дожидаясь ответа, вошёл внутрь, игнорируя правила поведения.

– Э-э! – удивился-возмутился крепкий усатый мужик, сидящий за столом, заваленным какими-то распечатками.

– Мельников Кирилл, – сухо представился я, проходя к его столу и без приглашения садясь на единственный свободный стул.

– Борзой, что ли, – буркнул он. – Мельникова Мария…

– Моя жена.

– Мне очень жаль.

– Спасибо.

– Как чувствуете себя?

– Давайте ближе к делу.

Несколько секунд мы мерились взглядами, потом он порылся в бумажной куче и извлёк из неё помятый листок с пометками, сделанными красной ручкой.

– Мельникова Мария Степановна, тысяча девятьсот восемьдесят третьего года рождения, – он принялся быстро читать вслух содержимое распечатки. – Смерть наступила сегодня в семь часов девятнадцать минут в результате неустановленных причин…

– Как это неустановленных? – неприятно поразился я. – Разве вскрытие ещё не было проведено?

– Было, – кивнул он. – Причём, дважды.

– И в чём проблема?! – я и не пытался скрывать своё недовольство. – Нет врачей с нужной квалификацией?!

– Врачей полно, – вздохнул он. – Понять никто ничего не может…

– Как это понимать?!

– Я не могу пока раскрыть детали следствия, – отрезал он и для верности подвигал массивной челюстью, чтобы подчеркнуть неприступность своей позиции.

– Я хочу знать, что с ней случилось, – я решил проявить настойчивость.

– Понимаю. Но сейчас расскажи про вчерашний день, про ночь и сегодняшнее утро, – попросил он, развалившись на стуле.

Я принялся рассказывать. Сначала путанно и хаотично, потом более упорядоченно. Иногда приходилось как следует задуматься, чтобы вспомнить подробности вчерашнего дня, который был очень насыщен событиями и различными деталями. Когда я закончил рассказ описанием сцены, как именно обнаружил жену мёртвой, следователь глубоко задумался.

– Меня, кстати, Олегом звать, – неожиданно пробормотал он и подал руку. – А то ты так ворвался, что весь порядок представления нарушил.

Я неохотно пожал большую сухую ладонь.

– Ты говоришь, во дворе ещё кто-то умер в это время? – переспросил он, роясь в бумагах и хмурясь.

– Учитель наш по музыке… И старуха…

– Илларионова Агнета, – закончил он за меня, вытащив из кучи нужную распечатку. – Ну и имечко…

Следователь сначала перечитал дело Илларионовой, потом учителя. Затем он встал и принялся ходить из стороны в сторону, напряжённо о чём-то размышляя. Я же просто сидел и мучился от растущей головной боли, которая охватила весь затылок и полезла к вискам. От нечего делать я достал телефон из кармана и безразлично перечитал сообщения шефа. Обычное дело – угрозы и издевательства, даже в такой ситуации. «Пошёл ты на …! Я увольняюсь», – написал я и испытал удовольствие от сделанного шага. Давно было пора.

Мамины сообщения мне читать не хотелось, потому что я и так знал, что в них могло быть – порция истерики и мозгоизнасилования. Но тут мне пришлось удивиться – она лишь спрашивала о какой-то троюродной тётке из Курска и о рецепте приготовления домашнего сыра. Выходит, она не знает о смерти Маши?

Запоздало я сообразил, что никто кроме меня и не мог сообщить всей родне, что моей жены больше нет.

– Я могу идти? – спросил я, вставая.

– Будь на связи, – велел следователь рассеянно и махнул рукой.

Я вышел из кабинета и постарался как можно скорее покинуть неприятное заведение. Конечно же, я всё это надумал, но мне показалось, что сразу стало легче дышать, едва только я переступил порог и зашагал по тротуару.

Голова раскалывалась всё больше, и пришлось пройти почти целый квартал, прежде чем попалась аптека. Там я взял обезболивающее, минералку и хорошее дорогое снотворное. А потом я набрал сестру. Она взяла трубку почти сразу:

– Кирюш, привет! Ты где-то рядом? Заходи, мяска поедим, мне тут из деревни шабашку мясом привезли! Слушай, а ты видел этот новый фильм, ну что я тебе говорила?..

– Аня, помолчи, – взмолился я. – Дай сказать.

– Что такое? – упавшим голосом спросила она и выключила телевизор.

– Маша умерла, – бухнул я и замолчал.

Сестра тоже молчала и только пыхтела в трубку.

– Маша умерла сегодня… – я еле выдавливал из себя слова. – Утром… У меня к тебе две просьбы.

– Слушаю? – насторожилась она.

– Скажи маме об этом. Но только огради меня, пожалуйста, от её сочувствия. Я не хочу, чтобы она сейчас звонила…

– Я постараюсь, – пообещала она. – А ещё?

– Ты можешь приехать ко мне и побыть со мной немного?

– Выезжаю, – бросила она и положила трубку.

Я вернулся к машине и поехал домой, потому что даже в такой ситуации проявлял щепетильность и считал неприемлемым, чтобы сестра ждала меня под дверью.

Она заявилась очень быстро, я даже в домашние вещи переодеться не успел. Шумно ввалилась в прихожую и сразу же заполнила собой всю квартиру. Немного зависла на кухне, разглядывая наш нетронутый заветренный завтрак, потом решительно швырнула всё в мусорное ведро и вихрем перемыла посуду. Я был ей очень благодарен за то, что она избавила меня от необходимости выбрасывать колбасу, которую я жарил специально для Маши. Как она любила, на сливочном масле…

Аня была старше меня на девять лет, и поэтому в её отношении ко мне всегда присутствовало и что-то материнское. Мама наша была не самым подходящим воспитателем, и её лучшим вкладом в наше развитие стало то, что она рано предоставила нас самим себе и оставила в покое.

Аня обошлась без плача и причитаний, за что я тоже ей был очень благодарен. Сухо и дежурно расспросив меня об обстоятельствах смерти, она не стала развивать и углублять эту тему, а лишь уточнила, кому из Машиных родственников надо позвонить, чтобы они приехали на похороны. Не дождавшись от меня вразумительного ответа, сама нашла в моём телефоне нужные контакты и, уединившись на балконе, оперативно совершила звонки.