Делайла Доусон - Я – ярость

– Дорогая, – важно и одновременно с жалостью говорит мать. Глаза у нее широко распахнуты, как у испуганной невинной овечки. – Если у вас проблемы, ты можешь всё мне рассказать.

«Помогать тебе, конечно, я не стану, но ты должна мне все рассказывать», – мысленно продолжает Челси.

– Мы в порядке, мам. – Челси невинно пожимает плечами и пытается улыбнуться. – Оглянись: у нас все хорошо.

Патрисия оглядывается с такой опаской, будто дом вот-вот рухнет ей на голову.

– Ну тогда… Уверена, Дэвид знает, что делать. Мне надо бежать. Весь день расписан, ты знаешь, как это бывает…

Пока мать идет к дверям, мимоходом проводя пальцем по мраморной облицовке стен и хмурясь, Челси думает о том, что будь у нее сердечный приступ, она ни за что в жизни не догадалась бы об этом. Стесненное дыхание, боль в груди, внезапный жар, онемение в пальцах – все это симптомы пребывания в одной комнате с Патрисией Лейн, причем неважно, как долго она рядом. Слава богу, на праздники мать уезжает в свои апартаменты на Внешние отмели – ведь от детей у нее начинается мигрень. Интересно, не грустно ли ей? Не одиноко ли праздновать Рождество в прекрасно обставленном, но абсолютно пустом пляжном домике, пока ее последний муж играет в гольф? Разумеется, Челси никогда не спросила бы о таком вслух – чего доброго, мать может начать отвечать.

– Спасибо, что заглянула, – говорит Челси напоследок.

Патрисия оборачивается. Она хмурится: лоб рассекает одна-единственная элегантная и непокорная морщинка.

– Что-то я тебе хотела сказать, но никак не могу вспомнить, что именно… Не старей, дорогая! У меня не память, а сплошное решето.

Челси выдавливает улыбку-гримасу в знак понимания и распахивает дверь.

– Ты всегда можешь написать мне, мам.

Патрисия выходит на улицу, залитую солнцем, томно прикрывая глаза рукой.

– Мессенджеры – это так бездушно! Не понимаю, как вы, молодые, заменяете ими теплоту личного общения?

На это отвечать уж никак нельзя, так что Челси жизнерадостно машет:

– Пока, мам!

Та кивает, разворачивается на маленьких каблучках своих туфель-лодочек, идет по тротуару к машине и останавливается на полпути.

– Я вспомнила! – вскрикивает она, не утруждаясь тем, чтобы вернуться. – Это было в новостях! Какой-то новый вирус, но не ковид. Люди ведут себя странно, проявляют Ярость. В каком-то магазине был инцидент… Человека до смерти забили бутылкой с соусом «Тысяча островов», представляешь?

Челси не намерена отступать: мать почти ушла и сейчас важно не дать ей ни малейшего повода задержаться.

– Буду следить за новостями и избегать продуктовых магазинов. Всё поняла. Спасибо, мам!

Патрисия делает к ней шаг, в глазах у нее неожиданная мольба.

– О нет, дорогая! Не ходи именно в этот магазин… Посмотри в интернете, как он называется, почитай про это. Может, стоит надеть маску… Будь осторожна! Ради детей.

«Ради меня» – вот что она имеет в виду.

Не то чтобы мать любит Челси, но смерть – это такое утомительное бремя. Потеря первого мужа была «такой неудобной» (именно так Патрисия выразилась), особенно с учетом того, что все наследство он отписал в пользу детей, а ей пришлось искать нового мужа, побогаче (да еще и второпях, ведь приближался гала-концерт в загородном клубе!). Если что-то случится с Челси или ее дочерьми, то Патрисия рискует пропустить, к примеру, поход в парикмахерскую.

Рассказав наконец-то, что планировала, Патрисия снова разворачивается и торопится сесть в свой изящный белый седан.

Она не машет на прощание, но, уходя, топчет недавно посаженные бегонии.

Глядя в зеркало заднего вида, Патрисия проверяет макияж и решает, что следующий подарочный набор из «Эсте Лаудер» она отдаст Челси – бедняжке так нужна качественная тушь, да и хорошие румяна не повредят. С самого рождения дочь хмурилась, вечно обижалась, кричала и брыкалась, но, боже мой, неужели так сложно попробовать новую помаду? Патрисия, в отличие от Челси, не гнушалась прибегать к маленьким женским хитростям и уловкам, и в целом ее устраивало то, что она видела в зеркале, – хотя лоб, пожалуй, нуждается в подтяжке. Она включает задний ход и сдает, вздыхая, когда колесо встречает какое-то препятствие на подъездной дорожке – может, шланг, или газету, или еще что-то, что следовало бы убрать. Если бы такое случилось с ее собственной подъездной дорожкой, Розу или Мигеля ждал бы серьезный разговор.

Челси живет не в самом ужасном районе, но ворота у нее открываются чудовищно долго и с грохотом. По пути Патрисии сигналят те, кто едет сзади, когда она поступает более чем разумно – к примеру, выходит за скоростной лимит на извилистой дорожке вдоль озера. Она раздраженно переключает радиостанции, но везде одно и то же: вопли и стенания по поводу того несчастного случая в супермаркете. Такие случаи Ярости в новинку для местных. Разумеется, Патрисия никогда не оказалась бы в подобном магазине и не вступила в драку за туалетную бумагу и сырные слойки с какой-нибудь надутой домохозяйкой (вот уж кому в самом деле требуется помощь!).

На большом перекрестке Патрисия не успевает проехать на зеленый и вынужденно тормозит. Через дорогу напротив – маленькое желтое здание, практически лачуга, с выцветшей вывеской «Полы Большого Фреда», перед входом – грубо сколоченные витрины, на которых представлено нечто, что могло бы сойти за напольное покрытие, линолеум, плитку и имитацию под дерево. Все блеклое и старое. Никто в здравом уме не стал бы заходить в крошечный магазинчик, чтобы пообщаться с Большим Фредом. На табло над входом бежит красная строка:

«ЕСЛИ ПОПАЛ В НЕМИЛОСТЬ, ПОМНИ: ЕЕ НОЖКИ ЗАСЛУЖИВАЮТ ХОДИТЬ ПО НОВЫМ ПОЛАМ!»

Патрисия выразительно приподнимает бровь: как будто ей нужен какой-то предлог в виде «немилости», если она захочет сменить полы! Вообще-то она хотела бы перестелить полы в солярии, но Рэндалл все еще припоминает ей, как чихал от пыли после того, как они сделали ремонт в ванной. Придется подождать, пока он не отправится со своими коллегами из суда на очередную двухнедельную рыбалку на Багамы. Разумеется, она закажет новые полы не в покосившейся лачуге, похожей на ту однокомнатную квартиру, в которой они жили во времена детства Челси. Патрисия приложила массу усилий, чтобы те дни – бесконечная борьба за выживание, хаос, суета – остались в прошлом. Она на высоте. Те годы позади. Эта хибара – просто гротескное напоминание о том, как труден был пройденный путь.

Слава богу, светофор наконец-то переключается на зеленый, и Патрисия перестает прокручивать в голове варианты того, как бы организовать очередной ремонт. Визиты к Челси так утомляют, а ехать на еженедельный обед с Рэндаллом еще рано – но в клубе, к счастью, всегда есть чем заняться, ведь она состоит в комитете по благотворительным аукционам. Первый муж тоже был членом загородного клуба «Изумрудная бухта», и на этом основании Патрисия пользовалась их услугами почти два десятка лет. Хэнк, стоя у ворот, машет ей, пока Патрисия паркуется – куда дальше от входа, чем хотелось бы, но, по крайней мере, в тени. Шагая по тротуару, она незаметно касается браслета, ожерелья, сережек, волос, поправляет кардиган, разглаживает складки на брюках и бросает беглый взгляд на педикюр. Патрисия не религиозна, но она неизменно исполняет этот ритуал, как иные крестятся. Так она благословляет себя саму, так собирается с силами. Если все детали в идеальном порядке – она в безопасности.