Александр Дудов - Директорские дела

Покинув пышущую жаром душевую кабину, Арчибальд Рем вступил в восточные тапы с загнутыми вверх клювами и выглянул в коридор.

– Тиховатенько, – блаженно отметил он.

Как есть нагой и в тапах, со стекающей водой, он шмыгнул по паркету в свой кабинет и заперся там. Хоть дочь послушно не поднималась на его этаж, а жена просто не поднималась, он всё- таки не хотел случайно попасться домочадцам в чём вылез на свет. Мало ли.

Свою странную нелюбовь к полотенцам и протираниям сударь Рем не мог объяснить. Ни парчовые, ни махровые, ни одноразовые, ни ватные, ни жёсткие, ни плетёные, ничем этим он старался не пользоваться, если позволяли обстоятельства. Только сохнуть или сушиться в потоке горячего воздуха.

В кабинете Арчибальд встал в центр коронованного зубцами солнца на старинном ковре с кисточками. За окном дождливая ночь с ползучим ветром. Низкие тучи над городом не угнетали сударя Рема, скорей настраивали на рабочий лад. Скоро он сам будет отгонять, разгонять и нагонять тучи. Уже почти высохнув, он попробовал достать мизинцами до пола. Близко, но опять не получилось. Уже 6 месяцев не получалось.

Когда влага осталась только в коротких большей частью седых волосах, Арчибальд исторг из комода во всю стену рабочий костюм, от галстука с ало- чёрной планетой, до пуговиц пиджака с иглами драгоценных камней. Шили на него корпоративные модельеры, оказывая почести, как особе, приближенной к совету директоров. Он не был в СД, но был заместителем директора Аландира.

Уже готовый к отъезду с кейсом, полным конфиденциальности и тайн, Арчибальд заглянул в комнату к дочке. Алиса спала, замкнувшись в комочек под толстым одеялом. Он поцеловал видимый лоб и перенёсся под козырёк дома, по которому бренчал дождь. Напротив стоял немецкий красавец из хрома, черноты, блеска, капель и подсветки. Ариец- водитель в плотном плаще, превращавшем его в чёрный колокол, открыл дверь, потом сел за руль.

Никогда полностью не спавший город, точимый холодными струями, наступал вокруг дороги. Тут ступил радиовышкой, тут споткнулся гостиницей, тут молом, тут баннером, тут шлёпнул растягом рогато- готичной примы. Всё вырастало и наваливалось, но Арчибальду было плевать. Он знал, что скоро покажется царственная башня его рабочего места, которая нависает над всем остальным.

– Генрих, какая сейчас температура на Курилах?

– Около трёх, мессир Рем, – с промедлением ответил незаменимый вышколенный колокол- ариец.

Если так, то боссу Аландиру там теплее на градус.

Сонные, по десятку горящих окон, небоскрёбики метнулись мышами в стороны, и прямо по курсу утвердилась твердыня с чёрно- красным шаром на фасаде в пятидесяти метрах над землёй.

Ворота раздвигались одни за другими, пропуская машину Рема в гараж высшего менеджмента, а затем начали открываться двери, пропуская уже самого Рема в холл, лифт, коридор, залу, кабинет. Его секретарь ждала наизготовку с цикориевой смесью и круасаном с корицей. Он не знал, когда Габи уходила и приходила, но она всегда была на рабочем месте.

– Записки на столе, несколько сортов электронной корреспонденции, отчёт от поручений, от обеспечения развития, три запроса на беседу, одно совещание с боссами, одно общее совещание, запрос на переговоры.

– Всё утречком, Габи?

– Поручения пять минут назад, остальное вчера.

– Сделай меньше цикория.

Арчибальд Рем уединился в своём кабинете. Он сел за массивное бюро с лакированной поверхностью. Предмет зависти других боссов, купленный на внутрикорпоративном аукционе. За этим столом менял судьбу мира первый заместитель первого руководителя.

Загорелся багровый огонь монитора, у Габи фыркнул телефон. Сама она вошла с вновь наполненной кружкой. Опять не то, но Рем решил не капризничать и просто плеснул в смесь виски.

В сердце стола рядом с клавиатурой было пусто. От греха подальше он убрал собственный ежедневник, как только узнал, что заменит Аландира на сутки.

Лоток с серебряной лозой хранил толстые листы бумаги. В углу каждого планета. Зажав её холёными пальцами, сударь Рем приблизил к глазам отчёт поручений. Опять не достигли результата. Почему так долго?

Коротко стриженными розовыми ногтями левой руки он черкнул сообщение главе поручений. Правую грел о кружку с довольным гиппопо.

«Сколько можно, Саймон, валандаться с этим? Разве не было санкции на серьёзные меры?»

Только взметнулась на дисплее пыль от убежавшего сообщения, как дверь в кабинет открылась. Без стука. И там была не Габи, не боги, не генеральный! Габи махала руками сзади, показывая, что этому наглецу с растрепанными кудрями помешать не в силах. Конечно, ведь это был расслабленный и мажорный глава обеспечения развития. Впрочем, вспотевший, не причесанный, не выспавшийся, он не выглядел обычным франтом.

– Арчи, ты видел отчет? – без приветствий начал наглец. Ему было плевать, что сударь Рем старше на четверть века и не любит, когда сокращают его славное имя. Племяш директора Сантра, строгого традиционалиста, был его полной противоположностью.

– Эти болваны вчера отправили отчет. И не указали в нем резолюции Марти. Видите ли, она поступила за минуту до времени рассылки. Решили включить в завтрашний. Никто не сложил дважды два, не дал команды. А уже сегодня…

Кудрявый Джонатан Маюс достал из пиджака телефон размером с натюрморт и показал таблицу. Арчибальд сначала даже не понял, что на ней. Потом понял и взялся рукой за щеку, как если бы стрельнул гнилой зуб. Тонкая алая линия упорно ползущая до вчерашней полуночи вверх дернулась лихим выкрутасом и устремилась вниз. Не рухнула, но вполне четко обозначила новое направление. Это был алоцвет.

Сударь Рем считал его свои детищем. А теперь из- за просчета с резолюцией ребенок захворал. Но что куда горше, Аландир тоже считал алоцвет своим детищем. Тот самый Аландир, который оставил структуру на него, Арчибальда, именно сегодня. Габи, так и маячившая за кудрями незваного нахмурилась, она всегда тонко чуяла, когда стартовали тяготы большого бизнеса.

– Грустненько, никак иначе, – воодушевил себя и окружающих Рем. – Это рынок акций, там все прыг- скок.

Маюс посмотрел на него жалостливо, опасливо, как на умалишенного, от которого не знаешь чего ожидать. Габи достала блокнот, готовятся внимать программе лечения занедужащей очень ценной бумаги.

– Сейчас только пять сорок четыре. Эту спотыкушку алоцвета вполне можно исправить некоторыми простыми решительными мерами.

– Сколько? – опешил принесший дурные вести. – Утро уже? Вот поганое утро, всю ночь тут просидел. Скоро на тебя стану похожим, Арчи.

Сударь Рем умолчал, что вчера уехал раньше ради дня рождения дочери, а сегодня только явился. Маюс продолжал: