Анастасия Шерр - Жестокий 2. Тебе не сбежать

Мои молчаливые рыдания обрывает его рука, сильно схватившая меня за щеки. Саднящая скула вспыхивает от боли, но я упрямо смотрю в его чёрные глаза.

– Перестань, – хрипит тихо, а я прекращаю всхлипывать. Вместо слёз из меня начинают литься слова, обжигающие своей горечью горло.

– Почему я, Имран? Почему именно меня вы выбрали для всех этих пыток и унижений? Я была простой девчонкой. Осталась сиротой, совсем одна… Никуда не лезла, молча сносила все тяготы. У меня был муж, которого, как мне казалось, я любила. И думала, что он любит. А потом он отдал меня тебе за долги, как какую-то вещь. А ты и твой брат… Он же изнасиловал меня. Знаешь ли ты, что такое изнасилование? Это самое страшное преступление, которое можно совершить против женщины. А твои побои? Твои слова. О том, что я твоя дырка… Даже твой цепной пёс считает своим долгом унизить меня и обозвать сукой или подстилкой. Чем я заслужила такую жестокость, Имран?

Его пальцы на моих щеках сжимаются сильнее, а я всхлипываю, но уже не от обиды, а от боли физической.

– Думаешь, меня можно разжалобить соплями моей шлюхи? Хер ты угадала. Ты до сих пор дышишь, потому что я тебе позволил. И настоятельно советую тебе ценить это, а то ведь завтра я могу не быть таким добрым. На будущее, – он тянет меня за лицо кверху так, что приходится встать на носочки. – Никогда не нарушай дисциплину в этом доме и не смей мне перечить. Высунешься без разрешения ещё раз, и я сломаю тебе ноги. Показательно. Потому что никто не может меня ослушаться в моём доме. Я за это делаю больно. Очень больно. Будь уверена, ты не вывезешь, – отталкивает меня от себя так, что ударяюсь об стену и, сжав челюсти, впериваюсь в его бородатую морду ненавидящим взглядом.

– Тебе меня не сломать, – шепчу охрипшим голосом.

– Посмотрим, – презрительная усмешка, и я с облегчением вижу, как он уходит. Но послабление длится недолго. – Я зайду к тебе ночью. Будь готова. И чтобы голая ждала. У двери и на коленях.

***

Он здорово удивляется, увидев меня на полу, стоящую перед дверью, на коленях, голую… Застывает на входе, почёсывает бороду.

– Неожиданно.

– Разве ты не этого хотел? – цежу сквозь зубы, потому что эта жутко унизительная поза и образ потрёпанной девочки по вызову меня бесят, и сердце требует войны. Войны кровавой и жестокой. И если мне не удастся его обыграть, то я буду трахнута этим здоровенным мужиком, глядящим сейчас на меня, словно на кусок мяса, которое он так любит жрать по утрам.

Улыбается. Доволен собой. Тем ужасом, что наводит на меня одним своим присутствием в этой комнате.

– Хочешь сказать, ждёшь, пока я тебе засажу. С какой вдруг радости ты стала такой покладистой? Что ты задумала, дура? – его «дура» бьёт меня наотмашь, похлеще «подстилки» Вахи. Не знаю, в чём причина этого, но оскорбления из уст Вайнаха причиняют большую боль, чем та, которую причиняют другие. Что примечательно, боль мне причиняют все, начиная с бывшего муженька, отправившего меня в этот чудный круиз по бандитскому миру и заканчивая долбаным слугой Имрана. Вот же твари… Как они только засыпают по вечерам?

– Мне всё равно. Трахни, если тебе так хочется. Я же всего лишь вещь. Бесправная и безголосая. Бери и еби, ты же этого хотел, – пожимаю плечами для пущей убедительности, и Вайнах медленно ступает на ковёр, закрывая за собой дверь.

– Хорошо подготовилась, – останавливается у моего лица, и я вонзаюсь взглядом в его блестящие кожаные ботинки. – На что надеешься? В чём твоё спасение? – его явно заинтересовал мой ход. Он не ожидал, что я так легко сдамся и по одному его приказу упаду ниц перед его величеством. И, конечно же, он ждёт подвоха. Не зря, надо заметить.

– В твоём сочувствии, – произношу, поднимая голову кверху, а он тут же склоняется и ловит меня за лицо.

– В чём? – усмехается, а я вдруг удивляюсь… Как может такой внешне красивый человек быть таким мерзким внутри? Что с ним не так? Как мне залезть в его голову? – В сочувствии? Ты, ебаная дура, думаешь, я тебя пожалею? Ну-ка, открывай рот, – рывком расстёгивает молнию на своих чёрных джинсах, а я, бросив взгляд на выпирающий там член, понимаю, что момент наступил… Пора определить границу. И если он не перешагнёт её, значит, я молодец. А если же перешагнёт, то я ошиблась, предположив, что он человек.

– Я открою рот… Если ты хочешь сделать это так… Зная, что я тебя не хочу и выполняю твои приказы только от страха, пусть будет так. Я не могу постоять за себя, и у тебя нет ко мне никакого человеческого сочувствия. Что ж, насилуй. Мне плевать. Я уже однажды пережила это, а ты ничем не лучше Булата. Давай, вытаскивай свой хер, отсосу. Ты ведь по-другому не можешь. Только так и встаёт, – выплёвываю ему с ненавистью сквозь слёзы.

За то время, что я говорила, Имран не шелохнулся и даже не убрал руку с ширинки. Так и стоял, держа пальцами наполовину расстёгнутую молнию.

– Ты что творишь, сука? Я же тебе рот сейчас порву, – хватает меня за волосы, больно тянет вверх. – Что творишь, спрашиваю?

– Подписываю себе приговор, – горько улыбаюсь, глядя прямо в глаза жестокому подонку. – Давай, делай, что задумал. Или уйди. Если ты мужчина, уйди, не тронь.

– Ай, сукааа, – тянет, качая головой, и… улыбается. То ли от злости, то ли, и правда, ему смешно. – Ты пожалеешь об этом, глупая баба. Зря взялась играть со мной. Мою игру ты не вывезешь.

– Пусть так. Зато твоё сраное самолюбие не даст меня изнасиловать. Я готова на всё, лишь бы выжить. Слышишь? Я не ваша с Булатом бывшая. Во мне есть сила.

– Как скажешь, сучка, – бросает резко и дёргает молнию вверх. Хватает махровый халат, в котором я была до тех пор, пока он не пришёл, швыряет мне. – Надевай! – Я поднимаюсь с пола, морщусь от ноющей боли в коленях, но халат накидываю. Нечего провоцировать этого психа ещё больше. А Имран идёт к двери, распахивает дверь, и я почти ликую. Неужели уйдёт? Неужели… – Ваха! Сюда! – орёт в коридор и поворачивается ко мне. – Говоришь, на всё готова?

Я не успеваю ответить, да и подумать, в общем-то, ничего не успеваю, потому что в двери, будто из-под земли появляется Ваха.

– Отведи эту овцу в подвал и закрой там, – потом поворачивается ко мне. – Выйдешь оттуда, когда захочешь меня, красивая. Захочешь так, что сама запрыгнешь на мой член и будешь умолять, чтобы я тебя отымел. Давай, – последнее слово – указание горилле, и тот, пропустив своего шефа, движется на меня.

Подвал? Опять? Серьёзно? Он что, решил меня окончательно сломать?

– И пусть! Пусть отведёт меня в подвал! Я там жить буду! Зато не тронет никто из вас, подонков! Имран! – кричу так, что становится больно горлу. Он останавливается уже в коридоре, прислушивается. – Я не буду твоей. Никогда. И как только мне подвернётся возможность, я тебя убью. Так и будет, вот увидишь.