Андрей Юдин - Буря Черского

– И больше не воруй…

Оборванец кивнул.

– А знаешь что.., я подумаю как тебя от этого отвадить. Приходи ка завтра к обеду на двор географического общества. Найдем для тебя работу.

Через четверть часа Черский вложил нефрит в пустующее место на прилавке купца Василя.

– Поймал сорванца, Иван Дементич? А чего не притасчил? Я б ему ухи бы вырвал под корень!

– Хватит с него, получил уже от ямщика.

– Ты Иван Дементич уж извини, за камень-то твой окаянный, с этими окаменениями. Не успел я.

– Окаменелостями. Ничего страшного. Быть может, организуем туда экспедицию, отыщем еще.

– Ты это, коль нефрит воротил, возьми-ка подарок от меня, Мавре Павловне. Зеркальце вот, – торговец протянул Черскому резное зеркало на металлической подставке.

– Благодарю, Василь. Бывай. Удачи тебе.

– И тебе, товарищ мой ученый.

В закатных сумерках над Ангарой стелился туман. Белесым саваном был укутан бурелом на берегах. Едва различимый гудок паровоза, утонувший во мгле, напомнил мужчинам что где-то за непроходимыми холмами и глубокой рекой сибирская глухомань заканчивается и начинается цивилизация. Тарас знал, что уже завтра в Лиственничном их будет ждать лодочник, который в несколько рейсов перевезет их в порт Байкал, вместе с добытой потом и кровью пушниной, откуда им был заказан путь по железной дороге до самого Иркуцка. Осталось совсем немного: закончить один заказ для богатого китайского купца. Тарас крепко обхватил рукоять короткого охотничьего ножа и ловким движением перерезал яремную вену небольшой кабарги, туша которой была подвешена к могучей сосне. Струи крови потекли, заливая брусничник. С брюха обескровленного животного мужчина срезал мускусную железу и сложил ее в кожаный кошель. Затем быстрыми и точными движениями, он освежевал зверя и расчленил пригодные для пищи части.

– Окороком поужинаем, а седлом и всям остальным расплотимся завтра с лодочником, – мужчина вытер нож.

Остальные охотники кивнули.

Тарас был худым, но мускулистым и поджарым мужиком, возраст которого определить на вид было трудно. Светлые сальные волосы его свисали колтунами до самых плеч, лицо покрывала редкая растительность. Взгляд иссиня-серых глаз был холоден.

Костер потрескивал. Туман сгустился. Мужчины запекли мясо, обильно сдобрив его солью. Шкварчащие куски костровой передал всем остальным охотникам. Мужчины жадно вгрызались в горячее и истекающее жиром лакомство.

– Кости сохраним, передадим лодочнику ентому. Пусчай собаки грызуть.

– Чой ты печешься так об ентом лондочнике? – спросил приземистый бородатый мужичок, похожий на старичка-лесовичка.

– Мой рондственник он патамушта. Хаживали мы с ним по Вилюю не раз. Пушнину он как и мы добывал, когда моложее был.

– Коль ронственник, так бы сразу и сказал…

Вдруг из-за дальнего распадка послышался заунывный вой.

– У-у волчары проклятыя! – выругался один из охотников.

Мужики схватились за ружья, из костра подпалили факела.

– До нас не дойдуть, так и знайте. Костра убоються! – сказал другой.

– А коль стая? Голодному зверюге да при стае все нипочем. Тем паче при таком тумане они и костерка-то не спугаютса!

– Дедку мойого на Томи так и пригрызли! У тумане! – сказал лесовичок.

– Спокойно, – сплюнул Тарас, – как волчары приблизются, сразу жы стрельнуть из ружия надобно. Они и спугаютса.

Протяжный вой послышался с другой стороны.

– Стрельнуть надыть сейчас! – сказал лесовичок, взвел ружье и выстрелил.

– Рано! – прошипел Тарас. – Теперь коль подойдуть, так ничем их не спугнешь!

– Ха, сбежали ужыж!

Вой раздался совсем близко. Звери были со всех сторон.

Мужчины вскочили, встали спиной к костру, вытянули факелы, взвели ружья. Из тумана сверкнули глаза и тут же исчезли. Выстрел. Промашка. Волки выли и рычали в тумане, смыкая круг.

– Не стреляти, пока волчары не выскочиють! – крикнул Тарас.

Тем временем два из пяти ружей уже были на перезарядке, а пальцы поторопившихся стрелять охотников отказывались слушаться. Лесовичок просыпал порох мимо и выругался.

Волки выскочили бесшумно, всей стаей. Мужчины выстрелили, три волка полегли. Остальные продолжили нападать оскалившись. Охотники замахали факелами и ножами, забили прикладами. Волки впивались клыками, разрывая плоть. Слышалось рычание, крики, скулеж, клацанье челюстей, стоял запах паленой шерсти и крови.

– Бей их! – кричал Тарас, орудуя ножом и факелом.

Лесовичка повалили несколько зверей и принялись терзать. Мужичок кричал что было сил, пока животные не разодрали его глотку. Мужики подожгли шерсть пары волков, те запылали как факелы и с визгом бросились в ночь, остальных охотники прирезали ножами. Парочка отпировавших лесовичком зверей успели сбежать.

Рассвело. Утреннее солнце пригрело так и не сомкнувших глаз мужчин. Лесовичок погиб, двоих покусали. Одного тяжело. Обрывками ткани охотники перетянули товарищу конечности, но тот был при смерти: бледный, с липкой испариной на лбу, впалыми ничего не видящими глазами. Он часто и поверхностно дышал. Рваные раны продолжали кровоточить, не смотря на повязки.

Один из охотников собрал ружье и сапоги лесовичка:

– Упокойвся с миром… захороним останки? – мужчина повернулся к Тарасу.

– Нам надобно идтить. Поевзд не ждеть.

– Исчо бы претасчить Митько до Листвяничного… – мужчины посмотрели на умирающего охотника.

– Его тоже оставить надобно, – сказал Тарас, – помочь ему никто не смогет. А нам надобно исчо волчьи шкуры содрать. Да и рубля нам больше достанецца.

Мужчины посмотрели на него осуждающе, но ничего не сказали.

К обеду охотники вскрыли тайный подпол у самого Лиственничного, вытащили пушнину, добавили сверху свежие шкуры волков и перенесли все добытое на двор лодочника.

– Таскаем быстрее! Опоздаим на поизд-то! – прикрикнул Тарас.

Старый лодочник получил мясо кабарги и сделал два рейса. Еще два раза на его лодке Ангару пересек сам Тарас, а крайний раз приплыл вместе с оставшейся пушниной и стариком. Распрощавшись с лодочником, они дождались своего паровоза, что шел из Верхнеудинска, потом быстро загрузились и отбыли. На закате добытчики меха и шкур были уже в Иркуцке.

Закончив все дела с разгрузкой, передачей и дележкой прямо при станции, Тарас прогулялся вдоль реки, перешел на другую сторону по понтонному мосту, минул людные кварталы центра, свернул у амурских ворот и вышел к месту злачному и по вечерам опасному: Подгорная улица расположилось у самого отшиба города, у Иерусалимской горы, где еще со времени Иркуцкого острога заложили жальник. Тарас не без труда отыскал обозначенную китайским дельцом избу, где на первом этаже располагался кабак, а в подвале, по слухам, опийный притон. Внутри было дымно, людно. Пахло прогорклым салом, хреном, рулькой и квашеной капустой.