Саймон Майо - На острие ножа

Сознание Фэйми быстро прояснилась, головная боль прошла благодаря приливу адреналина. Она удобнее устроилась на диване, и речи не было о возвращении в постель.

Итак, эта строка стала названием основополагающего документа, который эта террористическая группа опубликовала в 1966 году. В нем они призывали к уничтожению империализма в США и установлению мирового коммунизма. И теперь Фэйми должна была прочитать их выступления, проверить, с какими запрещенными организациями была связана их деятельность и нет ли у них последователей – огромное количество информации.

Она смотрела в окно: небо светлело, линии серых облаков были испещрены желтыми солнечными отблесками, – только Фэйми ничего из этого не замечала. Она снова посмотрела на записку. Внезапно она опять оказалась на месте редактора: оценивала, сравнивала, сопоставляла. Она покачала головой:

– И почему я даже не удивлена…

Четверг, 7 июня

Фэйми сварила кофе и устроилась за кухонным столом. Она открыла ноутбук и глубоко вздохнула. Через три чашки заявление на увольнение было готово. Она знала, что получилось грубовато, и заставила себя несколько раз пройтись по квартире, обдумывая текст. «Уходи с изяществом», – сказала бы ей Чарли. «Зачем создавать еще больше проблем?» – в то же время твердил в голове голос матери.

– Да надоело! – Она допила кофе и нажала «Отправить».

Зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя «Эндрю Льюис», а чуть ниже более мелкими буквами: «Не хамить».

– Господи, как ты быстро, – сказала Фэйми в трубку.

– Что?

– Привет, Эндрю. Просто я только что отправила тебе письмо, а ты сразу перезвонил. В общем, в письме заявление на увольнение.

Повисла тишина.

– Извини, – добавила Фэйми.

Она услышал, как босс сделал глубокий вдох.

– Хорошо, – сказал он. – До некоторой степени я этого ожидал. Слушай, но ты могла бы все равно приехать? Кое-что случилось, но я предпочел бы поговорить в офисе, если ты не возражаешь.

– Конечно. Я все равно собиралась заехать. Попрощаться с соратниками, так сказать.

Она приняла душ и оделась, чувствуя себя гораздо лучше, чем в течение нескольких последних недель. В своей лучшей футболке и любимых джинсах она села в метро. Надев наушники, выбрала самую яркую и веселую арию, какую только могла придумать. Она не думала о Гарри, погибшем на ступенях Кентиш-Тауна, и о Брайане, который оказался под поездом в Пимлико. Вместо этого она сосредоточилась на переливах мелодии, проносящейся в ее голове.

В толпе на пересадке на станции «Грин-парк», она осознала, что обыденность часа пик расстраивает ее. Лондон вернулся к нормальной жизни. Поезда ходили по расписанию, вагоны были полны. Фэйми казалось, что весь город пожал плечами и продолжил жить дальше. В последних статьях писали про сохранение спокойствия, возвращение к работе и молниеносных атаках – похоже, большинство решило, что случившееся – не более чем нападение на журналистов. И если ты сам не журналист – можно не беспокоиться.

«Неблагодарные ублюдки», – подумала Фэйми.

Однако через месяц она тоже перестанет быть журналистом. Так что же это значит? Может, террористы победили, раз она убегает.

Она отправила заявление начальнику отдела кадров Гибсону Перксу, которого считала высокомерным дураком. Она знала, как трепетно он относится к своему имени, поэтому всегда называла его Гиббо. Даже письмо с просьбой об увольнении она начала со слов «Привет, Гиббо». Теперь она с нетерпением ждала их встречи. Представляла, что он будет ждать ее вместе с шефом бюро Эндрю Льюисом и разговор будет достаточно жестким. Вообще-то Гиббо заботился о своих сотрудниках и знал, что журналистам нужно для работы. А когда в прошлом году начались забастовки, он первым вышел на улицу. Фэйми знала, что он будет огорчен и разочарован. Возможно, попытается отговорить ее. Но решение принято.

Доехав до «Кэнэри-Уорф», она написала Сэму и Томми, что уволилась, как и обещала, но зайдет в офис, чтобы попрощаться. На площади она остановилась, наблюдая за бегущей лентой новостей. «Теракты в Лондоне: разыскиваются еще трое подозреваемых. Новое заявление министра внутренних дел. Жена жертвы просит оставить ее в покое». Фэйми сняла наушники и потянулась за пропуском, с которого на нее глядела серьезная круглолицая тридцатилетняя женщина без очков. Она вспомнила, что с Чарли было особенно тяжело, когда была сделана эта фотография: истерики, энурез и даже конфликты с учителями. Фэйми казалось, что все это напряжение отразилось во взгляде на фотографии. Как же хорошо, что больше не придется видеть его каждый день.

Фэйми взбежала по ступенькам в здание «АйПиСи» и поднялась на лифте на четвертый этаж. Она оглядела огромный зал редакции новостей, заваленные столы и работающие компьютеры, и внутри у нее все сжалось. Все это она потеряет. Пора прощаться. Она нащупала в сумке машинописную записку с лобового стекла и вытащила ее, решив прочитать еще раз.

– Да будет так, – успокоила она сама себя.

Фэйми направилась к кабинету босса, не поднимая головы и ни с кем не разговаривая. Как и ожидалось, Льюис был на месте, а Гиббо топтался снаружи.

– Привет, Гиббо, – бросила она Перксу в спину, после чего постучала и вошла в кабинет.

Полный порядок, две стены стеклянные, две другие завешаны фотографиями семьи и сертификатами. На столе не было ничего кроме монитора, телефона и вазочки со сладостями. В отличие от многих журналистов его поколения, Льюис не расставлял в кабинете награды. И никаких сувениров или фотографий из Берлина, Чечни, Йоханнесбурга или Рима. Это была одна из причин, по которой он нравился Фэйми.

Эндрю Льюис закончил разговаривать по телефону и жестом пригласил ее сесть в кресло. Перкс, вошедший за ней, остался стоять.

– Мятную конфетку? – Льюис протянул Фэйми вазочку. Она отрицательно покачала головой, но сам босс сунул в рот леденец. – Что ж, – сказал он, резко выдохнув. – Как я уже говорил, не могу сказать, что я удивлен. Конечно, мне очень жаль, но я не удивлен.

Фэйми подумала, что он выглядит немного лучше, чем на похоронах Сета. По крайней мере, на щеках появился хоть какой-то румянец.

– Сколько? – спросила Фэйми.

– Ты двенадцатая.

– Тринадцатая, – поправил Перкс. – Еще Брук Хитчинг – сегодня утром.

Льюис его проигнорировал.

– Я полагаю, что нет смысла отговаривать…

– Абсолютно никакого, – сказал Фэйми.

– Я так и думал.

Фэйми смотрела на своего будущего бывшего босса, гадая, не раздумывает ли он сам об увольнении. Ему было за шестьдесят, реорганизации потрепали ему нервы – в общем, она бы тоже не удивилась.

– Ты можешь стать четырнадцатым, Эндрю. Ты ведь думал об этом?