Ларс Кеплер - Зеркальный человек

– А ты-то как? Сама?

– Я справлюсь.

– Ты всегда так говоришь.

– Потому что это правда. Я сильная, я всегда со всем справлялась.

– Но не обязательно же…

– Хватит.

Она услышала, как Деннис устало вздохнул, выключил компьютер и отставил его в сторону.

– Ты не меняешься.

– Извини…

Деннис всегда говорил «ты не меняешься». Чаще – с восхищением, но иногда эти слова звучали как критика.

Памеле вспомнился день, когда Алисе исполнилось шестнадцать. Вечером Мартин приготовил пасту с креветками и пармезаном, и Деннис со своей девушкой остались ужинать.

Деннис подарил Алисе бусы, купленные на базаре в Дамаске, и сказал, что она – вылитая мама, когда Деннис познакомился с ней в гимназии.

– Она была такая классная! Девчонки красивее я еще не видел.

– Но потом было много макарон и кесарево сечение. – Памела похлопала себя по животу.

– Ты не изменилась.

– Ладно, ладно, – рассмеялась она.

Памеле вспомнилось, как они говорили о детях, как она рассказывала, что не боится ничего, кроме новой беременности. Шестнадцать лет назад роды чуть не закончились смертью и для нее, и для Алисы.

В последовавшей за этими словами короткой тишине все взгляды обратились на Мартина. Памела помнила: Мартин никогда не скрывал, что Алиса – единственный ребенок, о котором он мечтал.

– Ты что-то замолчала, – сказал Деннис.

– Извини. Я вспомнила день, когда Алисе исполнилось шестнадцать, – ответила Памела.

Поздним вечером в среду в Эстермальме было тихо и пусто, хотя тепло еще разливалось в воздухе. Мартин с Бродягой шли по широкой аллее между двумя проезжими полосами Карлавеген.

Слышно было только, как хрустят камешки под ногами.

Между старинными фонарями густела темнота.

Мартин с псом гуляли уже полтора часа: Мартин разрешал Бродяге обнюхать все, чего душа пожелает, и не торопясь задрать лапу на все важные для пса объекты.

Мальчики обычно не удосуживались следить за ним, когда он выгуливал собаку. Они предпочитали дождаться Мартина дома, потому что знали: он вернется.

Обычно они прятались в гардеробной – так они могли подсматривать через щели в реечных дверях. Под потолком, далеко за одеждой, располагалось старое вентиляционное отверстие. Маленький жестяной люк, положение которого можно было регулировать шнуром.

Наверное, именно этим путем мальчики и проникали в дом.

Когда Мартин в последний раз перед больницей был в командировке – следовало проконтролировать качество работ, – они изрезали ему лицо. Связали в гостиничном номере скрученными полотенцами, растоптали бритвенный станок и достали лезвие. Когда им наскучило резать его, Мартин поехал в травмпункт, где ему наложили одиннадцать швов. Памеле он сказал, что споткнулся и упал.

– Ну что, домой? – спросил Мартин.

Возле гимназии «Эстра Реаль» они повернули и двинулись в обратном направлении. Висячий фонарь раскачивался на ветру. Белый свет пронизывал листву и подвижными трещинами ложился на тротуар.

Мартин вдруг как наяву увидел серебристо-серое озеро. Солнце лежит на верхушках елей, гулко потрескивает лед. У Алисы раскраснелись щеки, она говорит, что места красивее она в жизни не видела.

Вдали взвизгнули тормоза – покрышки проскрипели по асфальту.

Мартин обернулся вправо, увидел такси. Машина стояла всего в метре от него. Водитель жал на кнопку в центре руля и, похоже, ругался.

Раздался протяжный гудок, и Мартин сообразил, что стоит посреди Сибиллегатан.

Он пошел дальше; такси, взвизгнув покрышками, сорвалось с места.

Иногда в голове у Мартина всплывали воспоминания об Алисе.

И эти воспоминания причиняли ему ужасную боль.

Мартину не хотелось вспоминать, не хотелось говорить о произошедшем, хотя он знал, что Памела нуждается в его словах.

Домой Мартин вернулся в час ночи. Запер дверь, накинул цепочку, вытер Бродяге лапы, покормил его на кухне.

Мартин постоял на коленях, обнимая старого пса, проследил, чтобы тот наелся и напился, после чего отвел собаку в гостиную, на кресло.

Когда Бродяга уснул, Мартин пошел в ванную. Почистил зубы, умылся.

Сейчас он ляжет рядом с Памелой. Прошепчет, что скучает по ней. И сожалеет, что разочаровал ее в день рождения.

Мартин осторожно вошел в темную спальню.

Памела выключила лампочку, под которой читала. Книга и очки лежали на прикроватном столике.

Лицо бледное, дышит со свистом.

Мартин посмотрел на дверь гардеробной, на темноту за горизонтальными рейками.

Когда он обходил кровать, шторы слегка колыхались от ветерка.

Памела вздохнула и повернулась на бок.

Отгибая одеяло, Мартин не сводил взгляда с реечной двери.

Из глубин гардеробной донесся слабый скрип. Вентиляционный люк открылся, понял Мартин.

Кто-то из мальчиков сейчас проберется в дом.

Мартин не сможет спать здесь.

Он взял со своего ночного столика упаковку валиума и медленно попятился в коридор. Он не спускал глаз с двери гардеробной и для опоры придерживался за стену. Обернулся он, только когда пальцы наткнулись на дверной косяк. По спине прошла дрожь. Мартин вышел в прихожую, перешагнул через валявшийся на полу поводок и двинулся дальше, к гостиной.

Там он включил напольную лампу; комната осветилась.

Бродяга спал в своем кресле.

Мартин прошел по скрипучему паркету, увидел в темном стекле балконной двери собственное отражение.

Сзади что-то задвигалось.

Мартин, не оборачиваясь, подался в сторону, чтобы видеть, что происходит в прихожей.

За спиной у него поблескивала глянцевая дверь ванной.

Мартину показалось, что блестящая поверхность поехала в сторону, и он понял: кто-то открывает дверь.

Детские пальцы выпустили дверную ручку и проворно исчезли в темноте.

У Мартина заколотилось сердце; он обернулся. В темноте прихожей он все-таки разглядел, что дверь в ванную открыта нараспашку.

Мартин задом отступил в угол гостиной и съехал на пол, привалившись спиной к стене.

Отсюда можно наблюдать за окнами, закрытой кухонной дверью и темным проемом, ведущим в прихожую.

Сегодня Мартин весь день пытался справиться с отчаянием.

Ему не хотелось сорвать удочерение Мии, но у него никак не получалось объяснить Памеле, что нейролептики не действуют, потому что мальчики существуют на самом деле.

На журнальном столике, рядом со стопкой бумаги, стоял стакан с сангиной, ручками и грифелями. Иногда Мартин обращался к своим материалам для рисования, чтобы писать записки Памеле, хотя подозревал, что старший мальчик умеет читать.

Так лучше, чем говорить.

Не сводя взгляда с темной прихожей, Мартин проглотил четыре таблетки валиума. Руки у него так тряслись, что он уронил блистер на пол.