Виктор Точинов - Темные игры – 2

И что-то он еще говорил – Муха не слышала. Муха рыдала.

Распутать кокон быстро не получилось. Паутина здесь оказалась другая – значительно тоньше, чем ловчая, и не впивающаяся в кожу множеством невидимых крючков. Но было ее столько...

Принесенная Толиком откуда-то деревяшка мелькала кругами вокруг головы Татьяны, серебристый ком рос на импровизированном веретене. Потом Толик пережег нить, взял новую палку – а из плена освободились лишь рот и подбородок Мухи.

К тому же, едва Мухина смогла говорить, – начала задавать вопросы. Много вопросов. Истерика у нее закончилась на удивление быстро.

Толик отвечал, не отрываясь от работы.

– Что.. кто это был? – спросила Муха.

– Пауки. Ты же видела – самые обычные пауки. Только громадные. Чернобыльские. Мутация, радиация... Вскрытие покажет.

– Не-е-ет... НИКАКИЕ ОНИ НЕ ОБЫЧНЫЕ. Ты бы видел, как они меня сюда заманили... А как людьми притворялись... Может, инопланетяне? Галактические монстры?

– Едва ли... Обходились без всяких скафандров, нормально переносили нашу атмосферу, гравитацию... И... хм... в общем, нашу белковую пищу...

– Тогда откуда? А если... если где-то таких много?

– Не знаю... Есть теория – затертая фантастами до дыр – о множественности параллельных миров. По одной из версий, образуются они при реализации – или не реализации – каких-то судьбоносных вероятностей... В одном мире Земля столкнулась с гигантским метеоритом, прикончившим динозавров – а в другом, допустим, разминулась. И млекопитающие обречены прозябать на задворках эволюции, никогда не породив Хомо сапиенса... Если напрячь фантазию, можно представить мир, где никогда не появились позвоночные. И вот результат – разумные паукообразные. Арахниды. Да я тебе рассказывал про это, вспомни...

Муха вспомнила – ну да, заливал что-то такое, любил Толик научные теории, лежащие на грани не то фантастики, не то шарлатанства. Даже картинки набрасывал: как могли бы выглядеть разумные птицы, разумные... Называемых им тогда терминов она уже не помнила – в общем, всякие разумные рыбоиды и ползоиды... Тьфу. Танька тогда слушала невнимательно, кто знал, что придется столкнуться с разумными... как их там... арахнидами. Но теория Толика – в качестве объяснения произошедшему – имела один изъян.

– Подожди, подожди... Какой такой еще мир? Ведь мы в нашем? Откуда здесь эта гнусь? Дыра где-то? Так заткнуть же надо, пока не наползли!

– Нет, это ты подожди, маленькая, – сказал Толик, обозревая результаты трудов. Кокон сполз еще ниже, приоткрыв шею и плечи Мухиной. Теперь вращать палку вокруг Таниной головы стало гораздо труднее.

– Попробую новую методу, – продолжал Толик. – Не знаю, надолго ли меня хватит. Но разговаривать будет затруднительно.

Он встал, поднял палку над головой и стал обходить вокруг кресла и Мухи. Круг за кругом, всё убыстряя движение. Потом перешел на бег. Вскоре у Мухи от этого мелькания закружилась голова. Она закрыла глаза.

Хватило Толика надолго. Грудь Мухи освободилась, дышать стало легче, кокон сейчас заканчивался на локтях прижатых к телу рук.

... Толик остановился. Пошатнулся, оперся о стену. Комната раскачивалась, как корабельная каюта в десятибалльный шторм – и при этом норовила закружиться. Толик попытался сфокусировать взгляд на постере, висевшем на стене, перед самым его носом – там две участницы суперпопулярной группы наглядно демонстрировали преимущества однополой любви. Но Толику казалось, что дуэт превратился в квартет, потом в октет, потом в целый хор лесбиюшек.

Он сделал несколько пьяных, заплетающихся шагов и тяжело опустился на пол у кресла. Закрыл глаза. Сказал устало и медленно:

– Извини, технологический перерыв. Потом продолжим... Когда ж они столько накрутить успели? Стахановцы...

Муха попыталась вновь засыпать его вопросами, но быстро отстала, – Толик отвечал неохотно, невпопад, односложно. Умаялся.

От нечего делать она стала глазеть во все стороны – и почти сразу громко вскрикнула...

– Что такое? – встрепенулся Толик.

– Эт-то она... Т-та тетка... Точно, платье ее, волосы...

Теткой опустошенную оболочку можно было назвать с натяжкой, но Толик понял, о чем речь.

– Знакомая?

– Вчера... На улице подошла. Мы с девчонками шли, болтали – подходит, меня за рукав, в сторону, и: девочка, продай кулон, у меня, дескать, к гарнитуру идеально подходит. Я ее послала – так она еще полчаса клянчила... Большие доллары сулила.

– А ты?

– А я ей: подарок, мол, никак нельзя продавать, счастья не будет... Ну, отстала... Неужели... с этим внутри ходила?

Толик последний вопрос проигнорировал. Спросил новым, тревожным и отчего-то неприятным голосом:

– А где сейчас кулон? Сняла, дома оставила?

– Да нет... Эти гады сорвали... Вон туда куда-то утащили. – Муха показала взглядом на занавеску, отделяющую небольшой альков.

– Вот оно что, – протянул Толик. – Подожди, я быстро...

Он долго рылся за занавеской – и вышел оттуда уже почти нормальной походкой. Разжал кулак, высыпал на стол кучу янтарных украшений. Гарнитуром тут и не пахло – Муха узнала свой кулон, еще пару похожих, брошь (абсолютно с кулонами не гармонирующую), одинокую запонку, что-то еще непонятное – вроде бы шахматную янтарную фигурку, донельзя стилизованную...

– Вот оно что, – повторил Толик тем же неприятным голосом. – А я поначалу надеялся – случайность...

– Что – случайность? Что?! – Муха почти кричала.

Толик не ответил, долго глядел на нее... Потом порылся в кучке янтарных вещей, взял брошь и Танькин кулон, поднес ей к глазам.

– Посмотри. Посмотри внимательно.

– Ну и что? Тоже с мухой... Как и мой, ты же сам все шутил: «Муха с мухой, Муха под мухой... »

– Это не мухи. Ты присмотрись. – Толик развернул кресло, поднес янтарь к ее лицу снова – так, что солнце насквозь просвечивало окаменевшие кусочки смолы.

Муха зажмурилась – свет слепил глаза – но присмотрелась. Впервые присмотрелась к своему кулону в таком ярком, пронизывающем освещении... Потом к броши. Действительно, не мухи. Крыльев нет. Лапок – восемь. У обитателя броши – шаровидное, непропорционально большое брюшко... В общем, уменьшенные копии изрубленных Толиком монстров.

Мухе стало мерзко. Таскала на себе это... Спрашивать ничего не хотелось. Она попросила:

– Распутай меня... – Голос звучал жалобно.

Толик, казалось, не слышал. Говорил негромко, задумчиво, как будто сам себе:

– Вот так оно и бывает... Именно так. Стоит кому-то открыть способ путешествовать сквозь миры и времена, а потом обнаружить, что в соседнем мире разумом наделены совершеннейшие, с твоей точки зрения, чудовища, а твои собратья уничтожены или деградировали, стали безмозглыми тварями, – тогда такое и начинается... Ищут толчок, первопричину – и переделывают все по своему разумению... Корректируют орбиту астероида, и в этом измерении никогда не возникает мир разумных ящеров Рхнаа, – странный, но по-своему красивый, – но империя земноводных отчего-то тоже не появляется, и на авансцену эволюции выходят захудалые и ничем не примечательные предки Хомо... А арахниды-сапиенсы тем временем ведут расследование. Раскапывают, чьими стараниями в этом мире в смолу деревьев, росших некогда в небольшом ареале вымерших ныне паучков, было искусственно добавлено наркотическое вещество... Наркотик, сделавший смолу приманкой, мимо которой паучки не могли пройти – и вымерли. Погибли. Прилипли и окаменели. А они, и только они, могли стать предками разумных арахнидов – благодаря уникальному устройству передних лапок...