Джеймс Чейз - Найди его, а я разберусь

Голос ее зазвенел, как будто мне удалось вызвать ее интерес.

– Да. Поеду в Венецию, а оттуда на Искью. Собираюсь задержаться там недели на три.

– С кем ты едешь?

– Я еду один. Но сейчас не об этом: как насчет кино?

– Ладно, может быть. Не знаю. Я сама тебе позвоню. А сейчас мне пора. Ко мне кто-то пришел. – И она повесила трубку.

Она молчала пять дней. Затем, когда я уже собирался перезвонить сам, она позвонила мне на домашний номер.

– Я все собиралась тебе позвонить, – сказала она, как только я снял трубку, – но до сих пор не было ни минуты свободной. Ты сейчас занят чем-нибудь?

Было уже двадцать минут первого ночи. Я собирался ложиться спать.

– Ты имеешь в виду, прямо в эту минуту?

– Да.

– Нет. Я собирался в постель.

– Может, приедешь ко мне? Только машину перед домом не ставь.

Я не стал колебаться.

– Конечно, сейчас приеду.

Я прокрался в ее многоквартирный дом словно вор, старательно следя за тем, чтобы никто меня не заметил. Ее дверь была приоткрыта, и мне всего лишь оставалось шагнуть из лифта прямо в ее прихожую.

Хелен я обнаружил в гостиной, она перебирала стопку долгоиграющих пластинок. Она была закутана в белый шелковый палантин, светлые волосы струились по плечам. Выглядела она прекрасно и знала об этом.

– Значит, нашел дорогу? – спросила она, откладывая в сторону пластинки и улыбаясь мне.

– Это было нетрудно. – Я закрыл дверь. – Ты понимаешь, что мне не стоит сюда приходить – это прямой путь к настоящим неприятностям?

Она пожала плечами:

– Ты не обязан оставаться.

Я подошел к ней.

– Я и не собираюсь оставаться. Зачем ты просила меня приехать?

– Да ради бога, Эд! – нетерпеливо воскликнула она. – Неужели ты не можешь на минутку расслабиться?

Теперь, когда я оказался с нею наедине, я снова насторожился. Одно дело мечтать о том, чтобы остаться с нею наедине, но совсем другое – действительно остаться вдвоем, когда твоя карьера зависит от возможного разоблачения. Я уже сожалел, что приехал.

– Не могу расслабиться, – сказал я. – Слушай, мне приходится думать о будущем. Если твой отец когда-нибудь узнает, что я закрутил с тобой роман, мне конец. Это серьезно. Он позаботится о том, чтобы я не получил работы ни в одной газете до конца своих дней.

– А ты закрутил со мной роман? – спросила она, широко раскрывая глаза и глядя на меня с изумлением.

– Ты понимаешь, о чем я говорю.

– Но он не узнает, откуда же ему узнать?

– Он может. Если кто-нибудь увидит, как я прихожу сюда или ухожу, ему сообщат.

– Значит, ты должен быть осторожнее, чтобы тебя не увидели. Это не так уж трудно.

– Хелен, работа значит для меня все. Это моя жизнь.

– А ты не из тех, кого называют романтиками, верно? – сказала она и засмеялась. – Мои итальянцы не думают о работе, они думают обо мне.

– Но речь сейчас не о твоих итальянцах.

– Ну, Эд, сядь наконец и успокойся. Теперь ты уже здесь, зачем же так себя накручивать?

Тогда я сел, твердя про себя, что сошел с ума, явившись сюда.

Она подошла к бару.

– Будешь скотч или ржаной виски?

– Наверное, скотч.

Я наблюдал за ней, размышляя, зачем она позвала меня в такой поздний час. Соблазнять меня она точно не собиралась.

– Да, Эд, пока я не забыла: ты не взглянешь на эту камеру? Купила вчера, а вот эта штуковина, затвор, не работает. Ты понимаешь что-нибудь в кинокамерах?

Она махнула рукой на дорогой кожаный футляр, висевший на стуле. Я подошел, открыл футляр и вынул шестнадцатимиллиметровую кинокамеру «Болекс» с турелью на три сменных объектива.

– Ого! Классно, – сказал я. – Но, Хелен, что ты собралась делать с таким аппаратом? Он, наверное, стоит кучу денег.

Она засмеялась.

– Действительно дороговато, но мне всегда хотелось кинокамеру. Должно же у девушки быть хотя бы одно хобби, как ты считаешь? – Она бросила в два бокала колотый лед. – Хочу снять фильм, как я была в Риме – буду пересматривать на старости лет.

Я повертел камеру в руках. До меня вдруг дошло, что Хелен явно не укладывается в ту сумму, которой обеспечивает ее отец. Чалмерз упоминал, что выделяет ей шестьдесят долларов в неделю. Сказал, что не хочет давать больше. Я знал, сколько стоят квартиры в Риме, и эта, вероятно, обходится долларов в сорок за неделю. Я бросил взгляд на бар, заставленный всевозможными бутылками. Как это она умудряется жить с таким шиком? А теперь еще ни с того ни с сего купила дорогую кинокамеру.

– Кто-то оставил тебе наследство?

Она часто заморгала и на какой-то миг показалась сконфуженной, но всего на миг.

– Хотелось бы. Почему ты спросил?

– Не мое дело, конечно, но все это должно обходиться в круглую сумму, разве нет? – Я жестом обвел комнату.

Она пожала плечами:

– Наверное, так и есть. Отец обеспечивает мне щедрое содержание. Ему нравится, когда я живу на широкую ногу.

Рассказывая все это, она не смотрела на меня. Даже если бы я не знал, какую именно сумму выделяет ей отец, мне было бы очевидно, что она лжет. Все это вызывало недоумение, однако я решил, что дело действительно не мое, и сменил тему.

– Так что там с камерой?

– Вот этот затвор не спускается.

Показывая, она коснулась тыльной стороны моей руки.

– Так у тебя камера стоит на предохранителе, – пояснил я, показывая. – Вот эта штучка. Ты нажимаешь на нее, и затвор срабатывает. Такие предохранители ставят, чтобы камера не начала снимать случайно.

– Боже мой! А я сегодня едва не отнесла ее обратно в магазин. Наверное, стоит почитать инструкцию. – Она забрала у меня камеру. – Я никогда не разбиралась в технике. Зато смотри, сколько пленки я накупила. – Она указала на десять коробок с шестнадцатимиллиметровой пленкой, сложенных на столе.

– Но ты же не собираешься потратить все это на Рим? – спросил я. – Тут хватит на всю Италию.

Она как-то странно посмотрела на меня, несколько лукаво, как мне показалось.

– Я приберегу большую часть для Сорренто.

– Сорренто? – удивился я. – Значит, ты собралась в Сорренто?

Она улыбнулась:

– Не ты один уезжаешь в отпуск. Ты когда-нибудь бывал в Сорренто?

– Нет. Я никогда не забирался так далеко на юг.

– Я сняла виллу прямо под Сорренто. Она классная и расположена очень и очень уединенно. Пару дней назад я слетала в Неаполь и обо всем договорилась. Даже наняла в ближайшей деревне женщину, которая будет вести хозяйство.

У меня внезапно возникло ощущение, что Хелен рассказывает мне все это неспроста. Я пристально взглянул на нее.

– Звучит недурно, – заметил я. – Когда ты едешь?

– Тогда же, когда ты на Искью. – Она положила кинокамеру на стол, подошла и села рядом со мной на козетку. – И, как и ты, я поеду одна.

Она взглянула на меня. От приглашения, читавшегося в ее глазах, сердце у меня часто забилось. Она подалась ко мне, и ее пухлые алые губы приоткрылись. Не успел я понять, что делаю, как она оказалась в моих объятиях, и я уже целовал ее.