Камилла Лэкберг - Менталист

– На этой жертве тоже были разбитые часы, и они показывали два, – добавила Мина.

Винсент что-то промычал, но так и не сказал ни слова. Он предложил бы ей погреться в одном из кафе вокруг площади Норр-Меларстранд, но Мина как будто была вполне довольна парком.

Винсент потер одну о другую руки в перчатках и попытался навести порядок в мыслях.

– Я люблю мороз, – повторила Мина. – Он сразу делает воздух таким чистым, словно никакая грязь не может выжить на холоде.

– Кроме убийцы, которого вы упустили, – поправил Винсент. – Как умерла эта девушка?

– Выстрел в лицо, – ответила Мина, и Винсент автоматически поморщился.

– Не бойтесь, других фотографий у меня при себе нет. Но я не понимаю, почему для убийцы так важно зафиксировать время? Я имею в виду разбитые часы. В обоих случаях они показывают не совсем точное время смерти, но что-то около того.

Прежде чем Винсент успел ответить, в метре от них в воздухе просвистел фрисби, преследуемый черным доберманом. Собака подпрыгнула и приземлилась прямо под ногами Винсента и Мины. Она выглядела счастливой, хвост так и летал из стороны в сторону.

– Не люблю собак, – сказала Мина.

Доберман убежал с добычей в зубах. Винсент проводил его взглядом.

– Ловец пули, – задумчиво произнес он.

– Что? – не поняла Мина.

– Та, застреленная. Такой же классический трюк, как и ящик с мечами. Точнее, иллюзия. Только куда более древняя – возможно, с конца шестнадцатого века. Впервые задокументирована в книге преподобного Томаса Бирда в тысяча шестьсот тридцать первом году. Кто-то из публики пометил пулю, прежде чем ею зарядили пистолет и пальнули не то в иллюзиониста, не то в его помощника. Тот только вздрогнул и поймал ее зубами… или нет, в ранних версиях – рукой.

– Как такое можно показывать публике? Звучит как кошмар.

– Просто все знают, что пулю нельзя поймать ни рукой, ни зубами. И что ни один человек, будучи в здравом уме, не станет палить в фокусника или его ассистента. Поэтому в голову невольно закрадываются подозрения, будто все это не взаправду. Но если вы спросите меня, что же это такое на самом деле, я отвечу: «Иллюзия». Выступать сегодня с подобным номером, пожалуй, невозможно. Это опасно для жизни; известно двенадцать задокументированных смертельных случаев. Самый первый – с месье де Куле из Лотарингии, который известен и как один из первых исполнителей этого трюка. Он погиб в тысяча шестьсот тринадцатом году, его застрелил один из зрителей во время ссоры. По иронии судьбы, из того самого пистолета, который Куле использовал во время представлений.

Мина пнула небольшой сугроб.

– То есть любой трюк – имитация несостоявшегося убийства?

– Большинство, во всяком случае. – Кивнув, Винсент откашлялся. – Причем в роли жертвы чаще всего выступает женщина. Это ее пронзают мечами или распиливают, перемещая разделенные части тела, – и все ради того, чтобы потом показать, что она не пострадала. И то, что фокусники проделывают это именно с женщинами, не может быть случайностью. Возможно, все дело в том, что женщина меньше и подвижнее мужчины и ее легче запихнуть в ящик. Даже не знаю, насколько можно считать исчерпывающим такое объяснение.

– Но и в реальной жизни жертва обычно женщина, – пробормотала Мина, затем нагнулась, зачерпнула ладонью мокрый снег и слепила аккуратный снежок.

– Думаю, главная причина все же залегает глубже, – сказал Винсент и остановился. – Женщина дает жизнь, поэтому ее смерть – бо́льшая трагедия. В каждом таком случае умирает не только она, но в ее лице и все человечество, которое ей суждено продолжить. Думаю, именно так это и понимает наше подсознание. Мужчина более… заменим, что ли. Ну и насчет реальной жизни: здесь вы правы. Лучший способ справиться с тем, что тебе недоступно, – уничтожить его.

– И все-таки инсценировка убийства человека меньше всего похожа на волшебство, – заметила Мина. – Если я зарублю кого-нибудь мечом, а потом продемонстрирую этого человека целым и невредимым и тем самым открою, что меч был ненастоящий, кого это может впечатлить?

Она остановилась и взвесила в руке идеальный снежный мячик.

– Вы опять забываете о символическом аспекте, – напомнил Винсент, опасливо косясь на снежок. – Если я распиливаю человека надвое, то тем самым лишаю его жизни, верно? И то, что потом этот человек оказывается живым и невредимым, свидетельствует о том, что я воскресил его из мертвых. Это и есть то, что на самом деле демонстрируют классические трюки, какими бы избитыми они нам ни казались. Власть над жизнью и смертью.

Винсент быстро взглянул на часы. Мина, похоже, не подозревала, что ее обеденный перерыв давно закончился, и Винсент надеялся продержать ее в неведении еще некоторое время. Они вышли на берег, поросший кустарником. Лодки у причальных мостиков еще не появились, и нетронутая гладь воды выглядела как опрокинутое черное зеркало. Винсент провел ладонью по черным веткам. В перчатках застряли кристаллики льда.

– То есть мы ищем преступника с комплексом Бога, – сделала вывод Мина. – Преступника, которого трюки завели слишком далеко и который начал убивать по-настоящему. Можно так сформулировать ваши профессиональные выводы по поводу профиля? Человек, помешанный на власти и решивший поиграть в Бога?

– Не совсем… – Винсент вздохнул. – Обе найденные женщины не жертвы неудачных трюков. Здесь очень не хватает последней стадии – воскрешения, которая опущена вполне осознанно. А тот, кого мы ищем, представляется мне конченым безумцем. И в то же время нет.

Мина посмотрела на менталиста и нахмурилась.

– Я много думал об этом, – продолжал Винсент. – С его психикой что-то не так. С одной стороны, он достаточно рационален, чтобы сконструировать ящик, спланировать похищение и пометить тело жертвы цифрой. Но при этом сами убийства несут явный отпечаток безумия. В них нет и намека на ту хирургическую взвешенность, которой отмечен процесс подготовки.

– Но чтобы провести меч сквозь тело жертвы и попасть в отверстие на противоположной стенке, нужна ведь твердая рука, так? И точность?

– Точность – вне сомнений, а насчет руки… скорее набитая, чем твердая, я бы сказал так. Отсутствует ощущение холодного дистанцирования от содеянного. В его душе бушевала буря, простите… для кого вы слепили этот снежок?

– На случай, если еще какая-нибудь собака захочет ко мне приблизиться.

Винсент старался сохранять невозмутимость, но слова Мины пробудили в нем неприятные воспоминания. Мысли о трюках и смерти, от которых ладони тут же вспотели. Он должен был собраться, любой ценой сохранить ясность мысли. Винсент приложил к щеке перчатку, ощутив на коже колючие льдинки. Он надеялся, что Мина ничего не заметит.