Марла Сид - Двойная сплошная

Глава 1

Прежде чем окунуться в мою историю, ответьте, пожалуйста, на несколько вопросов:

1) можете ли вы осознать кто вы?

2) можете ли вы ощутить свою целостность?

3) можете ли вы ощутить себя полноценной частью социального общества?

Если на все вопросы вы ответили утвердительно – поздравляю! Вы совершенно здоровы. Теперь можете выйти из чата и заняться более важными делами.

Если же ответы отрицательные – добро пожаловать в мой мир промозглой пустоши с редкими насаждениями колючих зарослей можжевельника. Можжевельника, разъедаемого Gymnosporangium sabinae, проще говоря – ржавчиной. Кажется, она проела моё нутро, затронув всё живое и искрящееся. И эта проблема не единственная.

Сколько себя помню, чувство чужеродности, некой расщепленности было всегда со мной. Говорят же: одна нога здесь – другая там. Так это про меня. Только вместо ног сознание. Оно не может, как космический корабль, состыковаться со станцией и продолжительное время находиться в одном месте. Оно любит путешествовать в хаотичном порядке. Из прошлого в будущее, из будущего в еще более тёмное прошлое, из настоящего в ненастоящее.

Из-за этого становится трудно слышать реальный мир и даже саму себя.

Дедушка Фрейд сказал бы, что все проблемы родом из детства и посоветовал бы хорошенько покопаться в нём, вдруг меня, как и Билли Миллигана, отчим закапывал живьём в могилу, ну так, чисто в воспитательных целях, а моя память заботливо подтёрла болезненные воспоминания. Однако я не забыла ничего. Нет, вы не подумайте, никто не закапывал меня ни с воспитательными, ни с какими-либо ещё дурными намерениями, хотя лучше бы так и произошло, желательно с летальным исходом. Миру было бы легче без меня, а мне – без него. Но каждый раз, когда в голову приходили мысли о самоубийстве, какая-то садомазохистская часть меня продолжала упорно цепляться за жизнь, за блёклость серых, пропитанных промышленной гарью облаков, за неоновые вывески, светящиеся бездушностью. Раз за разом на моих глазах переворачиваются дни, где от свободы – лишь тени случайности, где микро-надежды вспыхивают и тут же угасают в груди острыми вспышками боли.

«Да что ж ты постоянно ноешь, вставай давай, дура дурноротая! Если бы все были такими нытиками как ты, мир бы давно погряз в депрессивной пучине и издох от голода. Ты что, хочешь стать причиной глобальной катастрофы?» – мой внутренний голос обладал тактичностью кувалды и точно сюсюкаться не собирался. Скотина. «Сама такая». Не стала отказывать себе в удовольствии кинуть подушкой в невидимый голос. Подушка пролетела не больше метра и улеглась возле деревянного стеллажа с книгами, возвышающегося до потолка. Приподняв веко, долго раздумывала – поднять её или не поднять? В итоге закрыла глаза, зарылась поглубже в одеяло, такое мягкое и тяжелое, пахнущее кондиционером с запахом морского бриза, что захотелось навсегда спрятаться в нём от внешнего мира.

Вот только от мира спрятаться можно, от себя – нет. Мой внутренний голос прекрасно знал это и без зазрения совести этим пользовался.

Спать уже перехотелось, часы показывали 7 утра, вставать действительно пора. Пора собрать волю в кулак и встретить новый день лицом к лицу, как извечного соперника, которого простым кулаком не победить.

Ещё раз взглянув на часы, знатно удивилась. Обычно в пять утра мулла начинает завывать из мечети молитвы, разнося их громкоговорителем по всему району, из-за чего мечеть не раз и не два пытались поджечь. Правда, безуспешно. Нет, нет, это была не я. Если бы это была я, то непременно довела бы дело до конца. Общество слишком сильно повернулось на толерантности, считая оскорбление верующих смертным грехом, и не замечает, что верующие гораздо больше оскорбляют атеистов вмешательством в их частную жизнь. Хочешь помолиться – молись, но так, чтобы это моление не затрагивало других людей, которые хотят в пять слушать тишину, а не взывания к Аллаху. Видимо, сегодня мечеть взяла выходной. Аллилуйя.

Я нехотя откинула кусочек одеяла, как бы готовясь к неизбежному. Утро и я – мы испытывали друг к другу взаимную неприязнь. Не успевши открыть глаз, как тяжелая плита, отлитая из самых депрессивных мыслей, грохалась на мою голову, отчего хлипкая черепная коробка трескалась, с каждым разом всё сильнее. Когда-нибудь она упадёт в последний раз и это будет самый счастливый день в моей жизни.

Да что вообще такое жизнь? Всего лишь набор определённых действий, машинально выполняемых человеком изо дня в день. Я, например, не умею жить. Мне дискомфортно среди людей. Среди шума, смеха – водоворота городской суеты. В такие моменты перестаёшь чувствовать себя собой, водоворот насильно втягивает в эпицентр и превращает в унылую пешку, стоящую в очереди за гамбургером в местной рыгальне.

Хотя, чего греха таить, время от времени не отказывала себе в посещении Макдональдса, но только летом, ради птиц. Выбирала дальний столик, заказывала несколько порций картошки фри с сырным соусом, чизбургером и огромной колой. Почти вся картошка фри оказывалась в желудках пернатых ещё до того, как до желудка добирался глоток колы. Это одно из немногих развлечений, скрашивающих моё существование: наблюдать за порхающими воробушками, радостно разевающими клюв при виде еды, и за тем, как они шустро отбирают добычу у зазевавшихся голубей. Те от такой наглости ошалевали и принимались негодующе курлыкать, а потом выщипывали друг другу перья, если кому-то из своих доставался кусок побольше. Однажды мне довелось стать свидетелем эпичной истории, случившейся с одним нерадивым голубем. Я сидела на том же месте и по кусочку отламывала картошку, чтоб им удобнее было есть. Но по чистой случайности одному несчастному кинула слишком большую фри, тот схватил её поперёк и никак не мог перевернуть вдоль клюва. Голубь вспомнил, что у него есть лапы, и со всей силы хотел было вдарить по картошке, но промазал и заехал себе по морде. От его ошарашенного взгляда я рассмеялась настолько сильно, что изрыгнула всю выпитую колу на поднос.

– Что уставились? Отвернитесь, – приказала уставившимся на меня десяткам пар глаз. Зрители негодующе отвернулись, а я царственно удалилась, изящно вытирая рукавом капли колы, прилипшие к подбородку.

«Ну, вставай же!» – голос снова без предупреждения вломился в мои мысли. «Уже все петухи встали, курицы встали, солнце, вон, тоже встаёт, чтобы посмотреть на твою наглую рожу!» – умоляюще-угрожающе ныл внутренний голос.

«Тьфу на тебя, встаю!» – буркнула приставучему голосу в ответ и одним махом откинула одеяло в сторону. Ух, вот это экстрим, не советую повторять, особенно дома.