Кирилл Усманов - Доллгауз

В больнице находились разные пациенты: спокойные, грустные, вечно смеющиеся, упрямые, опасные. Некоторые из них свободно расхаживали по всюду, другие же должны были лежать в постели. Всего насчитывалось три отделения: первое – для тихих и смирных; второе – для буйных и бешеных; третье – для парализованных и слабоумных.

При этом в подвале находилось особое помещение, предназначенное только для временного пребывания больных – изолятор для бешеных. Это небольшая комната, устроенная так, чтобы даже самые буйные больные не могли причинить себе вреда. Ее стены были обиты мягким материалом, окна отсутствовали.

Также существовали отдельные палаты для высшего сословия. Как убеждал сам себя старший врач, размещать умалишенных, не обращая внимания на их сословную принадлежность, – значит совершенно не знать требований гуманности. Сумасшествие у простолюдинов принимает совершенно иные формы, нежели у образованных людей. Звучало, конечно, странно.

По подсчетам Карла, в больнице находилось около двухсот пациентов, но точную цифру он не старался узнать. Это его не сильно интересовало.

Карл с первого дня старался не удивляться странностям, с которыми сталкивался. Когда по окончании обучения он пришел сюда работать, главный врач, пользовавшийся заслуженным авторитетом в своей среде, сказал ему: «Там вас не учили психиатрии, вы даже не знаете, как правильно связывать». И в свой первый рабочий день Карл учился завязывать смирительную рубашку.

Также здесь принимал больных признанный многими провидец Иван Морейша.

Морейша и сам бывший пациент. Сын священника, поселился в общественной бане и стал юродствовать, требовал, чтобы посетители вползали к нему на коленях. В больницу он попал за то, что расстроил свадьбу богатого вельможи. Сначала содержался в подвале на цепи, а потом, после государственной реформы, которая была направлена на улучшение условий содержания пациентов, его перевели в просторную комнату. В его карте было указано: «постоянно занимается толчением камней, бутылок и прочих предметов».

Однако, несмотря на сумасшествие, слава его как прорицателя росла и ширилась благодаря литераторам, которые всегда искали образы для своих произведений. Даже стали появляться семьи, в которых не принималось ни одно важное решение без предварительного визита к Морейше. Каковы были эти советы, можно судить по следующим ответам на вопросы, которые Карл услышал в первый день своей работы.

Зайдя в просторную палату, молодой ординатор увидел лысоватого старика с курчавыми волосами вокруг лысины. Короткая борода и усы обрамляли полуоткрытый рот, в котором отсутствовало большинство зубов. В целом он был очень похож на ежа.

В тот день Морейша лежал на полу возле лежанки, прикрывшись лоскутным и столь грязным одеялом, что на него тошно было смотреть. Подушки тоже были покрыты грязью и слоями сала. На скамейке напротив ждали посетители.

Молодой бедный мужчина задал ему свой вопрос: «Что ожидает меня?». Морейша задумался и ответил:

– Я не думала, не гадала ни о чем. Может тужить, а придет времечко, начнет грудь томить.

На вопрос женщины: «Выйду ли я замуж?», последовал ответ: «Это хитрая штука в своей силе, что в рот носили».

«Странный у нас народ, – подумал Карл. – Пытаются везде найти тайный смысл, даже там, где его явно нет».

За посещение Морейши на входе взималось двадцать копеек, которые опускались сюда же в кружку, после чего посетителю выдавался входной билет. Морейша находился здесь по попустительству главного врача.

Последовал очередной вопрос. Статный гусарский офицер спросил, жениться ему или нет.

– Кошелек есть? – подпрыгнув, спросил Морейша в ответ.

Офицер подал ему свое портмоне. Морейша высыпал деньги, достал роговую табачницу, насыпал в портмоне табак и сказал: «Нюхай, пока не вынюхаешь».

Питался Морейша лучше всех. Каждый посетитель считал своей обязанностью принести ему что-нибудь из еды. Вот и тогда Морейша восседал на полу, надев на свою шею связку баранок.

Устав смотреть на этот концерт, Карл ради шутки тоже решил задать вопрос:

– Морейша, следует ли мне остаться в Москве или нет?

Старик впился взглядом в Карла и более минуты осматривал сверху вниз. Поняв, что перед ним врач, Морейша, гордо сохраняя молчание, отвернулся к стенке. Из персонала он общался только с главным врачом.

– Ну и артист! – воскликнул с ухмылкой Карл и вышел из помещения.

Для русского человека характерна своеобразная склонность отыскивать провидца, который подскажет, как правильно. Разгадка находится не в самом Морейше, а в психологической среде.

Карл никак не мог свыкнуться с тем, что прием проводил не врач, а какой-то шарлатан, но, как ни странно, из-за этих приемов в лучшую сторону изменились условия содержания больных. По самым скромным подсчетам ежемесячно из кружки доставалось около двухсот рублей, а это для больницы было большим ресурсом. Как говорило руководство: «Мы очень бедны, если бы не Морейша, не знаем, как бы и справлялись».

«Пусть уж лучше так», – мысленно говорил себе Карл и старался не обращать на это внимания.

Небольшой кабинет, где трудился Карл, был еле освещен. Слева от входа располагался письменный стол, а справа стояло несколько больших старинных шкафов с пустыми полками. Несмотря на то, что Карл уже как несколько месяцев занимал этот кабинет, он до сих пор не решил, какими книгами заполнить полки. Нужные книги не попадались, от чего даже возникали мысли и вовсе избавиться от шкафов. Но всему свое время.

Отворив ключом дверь, Карл повесил пальто и сел за письменный стол. До начала рабочего дня оставалось пятьдесят минут.

Минутная стрелка двигалась медленно. Вторым, что ненавидел Карл после опозданий, было ожидание. А начало этого дня он ждал больше, чем остальные. На утреннем обходе за каждым врачом будут закреплять пациента. Это хороший шанс показать руководству свои способности, которые оно особо не замечало.

Однако в последнее время условия содержания пациентов были приближены к тюремным. Высокие чиновники направляли в больницу опальных или чем-либо провинившихся людей. Например, недавно, знакомясь с документами, Карл прочитал, что по предписанию московского губернатора в больницу поступила Зуева Настасья, вдова, распространявшая пустые и неприличные слухи. По представлению владимирского губернатора сюда же направлен полковник Навроцкий с формулировкой: «за развратное поведение и беспокойный нрав». И наконец бывший прапорщик, который по высшему решению за пьянство лишен звания и дворянства, о нем врачебная запись гласила: «Довольно тих и обыкновенно здраво рассуждает».