Александр Барр - Номер 19

– Когда работаешь с мясом, необходимо соблюдать санитарно-гигиенические нормы, – возобновил инструктаж Рик. – После работы разрубочный стол необходимо промывать горячей водой, зачищать скребком и посыпать солью. Зара тебе все покажет. Мясорубку надо мыть сразу после использования и промывать однопроцентным раствором соды, насухо вытирать или просушивать все детали… Але, Донни? Ты уснул, что ли?

Он толкнул в плечо стажера, в то время как тот неотрывно пялился в ведро, из которого торчали детские руки.

– Откуда все это? – Донни поднял глаза на Рика.

– Зачем тебе это, парень? У тебя есть свои обязанности, за которые ты будешь получать неплохие деньги. Незачем совать нос в дела других.

– Просто так… интересно.

– Работа кухни и Вечеринки пересекаются только в части поставки продуктов, – пояснил Рик.

– А куда вывозят… ну, это… кишки и внутренности?

– Внизу, на одном из этажей есть псарня. Часть требухи отвозится на свиноферму. Свиньи всеядны. Еще вопросы?

Донни покачал головой.

– Пока, Зара, – сказал Рик. – Еще увидимся.

Толстуха лишь кивнул в ответ – она была полностью погружена в работу.

Когда они вышли наружу, Донни глубоко вздохнул.

– Ты как? – поинтересовался Рик.

– Вполне.

– Такое всегда бывает первый раз.

– Я хотел спросить… Можно?

– Валяй.

Донни, помявшись, спросил:

– И все-таки, те руки… Детские. Откуда они?

Рик склонился над ним, нависая, будто гора.

– Ты задаешь много вопросов, Донни, – проникновенно заговорил он. – Которые не имеют отношения к твоей работе.

– Я только…

– Хорошо, я скажу, – не дал ему закончить Рик. – Может, после этого ты будешь лучше спать. Это был автобус с группой из интерната, и он попал в аварию. Жуткая трагедия. Я удовлетворил твое любопытство?

Молодой человек плотно сжал губы.

– Понятно.

– А теперь чеши на кухню. Там для тебя наверняка появилась работа.

– А вы?

– А я загляну на склад. Посмотрю, какой сегодня завоз, – ответил помощник шеф-повара. – Дорогу найдешь?

Донни сказал, что найдет.

Как только Рик ушел, он медленно двинулся по узкому коридору.

Похоже, он начинал догадываться, где и при каких обстоятельствах они могли пересечься с Риком.

– Ксюша?

Она подняла голову, дрожа как перепуганная собачонка.

– Ксюша? – вновь позвал Олег.

– Я здесь, – пискнула она. – Этот… он хотел, чтобы я…

– Я знаю, что он хотел, – перебил ее старик. – Не разговаривай с этим уродом. Поняла? Если он начнет с тобой говорить, закрой глаза и считай про себя.

– Считать?

– Да. До ста, до миллиона, нет разницы.

– Я не умею до миллиона, – призналась Ксения.

Олег сплюнул алый сгусток. Часть слюны осталась на его щетинистом подбородке, блестя свежей кровью.

– Это неважно.

– Когда придет Света? – едва не плача, спросила Ксения. – Она уже давно должна была покурить… Я переживаю за нее!

Олег тяжело вздохнул, машинально прислушиваясь к неравномерно сбивчивому стуку сердца. Он подумал о машине, в двигателе которой вышел из строя один из цилиндров.

– Бедное дитя, – проговорил он, вытирая кровь с губ. – Неужели ты до сих пор ничего не поняла?

С резким ударом хлопнула дверь, и по коридору гулко застучали ботинки. И к уже знакомому звуку шагов прибавился ритмичный скрип резиновых колес.

«Я буду считать про себя», – мысленно произнесла Ксения, вспомнив наставления Олега, и крепко зажмурилась, когда возле ее камеры кто-то остановился.

– Вот и я, волшебная фея, – хрюкнул «поросенок». Он прерывисто дышал, словно только что пробежал стометровку. – Соскучилась? Мой петушок – да. Кстати, у тебя будет соседка. Ты должна сказать мне спасибо, потому что теперь тебе станет веселее.

Лязгнула дверь отпираемой камеры, и Ксения непроизвольно открыла глаза. Снаф, ожесточенно пыхтя, переворачивал садовую тачку, из которой на пол клетки, словно тающее желе, безвольно сползло тело громадной женщины. На ней лохмотьями болталось изорванное в клочья вечернее платье.

– Вот так, – прокряхтел «поросенок». Из клетки торчала толстая нога незнакомки, обутая в изящную лакированную туфельку. Вторая нога женщины была босая.

– Кто это? – тихо спросила Ксения, подходя к решетке.

– А хрен ее знает, – равнодушно мотнул головой Снаф. Нога в туфельке мешала закрыть камеру, и он пинком ботинка загнал конечность бесчувственной пленницы внутрь. – Это номер 18. Тебе не все равно?

Он захлопнул камеру, самодовольно хрюкнув.

– Но могу сказать, кто с ней развлекался, – сказал он, и его глаза сально блеснули в прорезях маски. – Есть сынок топ-менеджера одной крутой госкорпорации. Мальчик любит толстых тетенек. На Вечеринку он специально покупает им дорогие платья. Вот это, к примеру, по разным сведениям, стоит почти лям! Говорят, у этого кадра стояк на толстух в дорогих платьях. Он рвет платья зубами, потом обмазывает баб джемом и слизывает его. Даже с задницы и с ног! Такой вот фетиш.

Пока Снаф непринужденно болтал, дополняя свой рассказ о сыне влиятельного бизнесмена все новыми нелицеприятными подробностями, лежащая в камере женщина подняла голову и невидяще уставилась перед собой.

Ксении почудилось, будто перед глазами у нее все поплыло.

Наверное, ей просто померещилось.

Она потерла глаза, снова устремив взгляд на незнакомку, робко пытаясь себя убедить, что все это не по-настоящему.

Женщина тихо засмеялась. Высунув язык, она принялась облизывать джем, которым было вымазано практически все ее лицо.

«По-настоящему», – шепнул внутренний голос, и девушку передернуло.

Но не варенье на лице незнакомки потрясло Ксению.

Голова необъятных размеров женщины была гладко выбрита и утыкана гвоздями .

– …у предыдущей подружки отпилил руки… а когда та пришла в себя, ее руки лежали возле нее на подносе… перевязанные бантиком… а на каждом пальце – по золотому колечку, – трещал без умолку «поросенок».

Ксения облизала вмиг пересохшие губы.

«У нее гвозди в голове».

Эта мысль никак не укладывалась в ее сознании. Словно в школьный ранец пытались впихнуть втрое больше учебников, чем тот был способен в себя вместить.

В мозгу, искрясь, с тихим шорохом внезапно вспыхнула мысль, от которой ей стало дурно:

«Это не квест. Это что-то плохое. Очень и очень плохое».

Голова несчастной женщины кровоточила, алые ручейки струились по голому черепу, смешиваясь с липким джемом. Но самое ужасное заключалось в том, что бедняга, казалось, даже не чувствовала, что с ней сделали, и даже вполголоса хихикала, бестолково елозя на грязном полу. Глядя на ее глупо улыбающееся лицо, перепачканное кровью и вареньем, Ксения на какую-то долю секунды даже подумала, что гвозди не настоящие.