Марина Фьорд - Норвежские каникулы

– Ты же сама сказала, что тебя здесь все устраивает, – возразила Алина. – И потом, ты же не раб на галерах. Тебя здесь насильно не держат. Всегда можно вернуться домой.

– В Москву, к родителям? Чтобы постоянно слушать их нравоучения и упреки? Я все не так делаю, я ни на что не способна, я не благодарная дочь. Тебя и Дашу родители поддерживают во всем, что вам нравится. А мои предки еще до рождения решили, что я во что бы то ни стала должна продолжить семейную династию и стать известным адвокатом. А поскольку я не оправдала их надежды, меня считают неудачной дочерью. Когда я решила выйти за Бьёрна, папа вообще перестал со мной разговаривать. Сказал, что не хочет меня знать, пока я не одумаюсь. Он беспокоился о своей политической карьере.

– А что твоя мама говорит?

– Она на отца чуть ли не молится. Во всем ему поддакивает. Особенно в вопросе о моей карьере. Ее отец ведь тоже в адвокатуре работал. У нас в роду по обеим линиям в нескольких поколениях были сплошные юристы. И вдруг на мне все закончится. Для родителей это удар ниже пояса. Ненавижу юриспруденцию.

– Зачем же ты поступала на юрфак? – удивилась Алина.

– Меня никто не спрашивал. Это было предопределено и не обсуждалось. А в семнадцать лет трудно понять, чего ты сама хочешь.

– А чем ты хотела бы заниматься? – спросила Алина и внутренне поморщилась. Все таки избежать участи жилетки ей не удастся.

– Я говорила. Фотографией.

– В чем же проблема? Занимайся фотографией. Кстати, я напишу статью о Норвегии. Можем поговорить с Дусей о публикации твоих фотографий в номере со статьей.

– Отлично! Подготовлю серию фоток о Норвегии. А то надоело просить позировать детей Бьёрна.

– А где сейчас дети твоего мужа.

– Они живут с матерью в городе Саннес. Это рядом со Ставангером. По нашим меркам Саннес – что-то вроде малоэтажного поселка, но для норвежцев – крупный город. На днях у них семейное торжество, все соберутся на острове. Их бабка с дедом по матери тоже живут на Хеллёйе, так что детишки, надеюсь, остановятся у них. Если бы дома был Бьёрн, то жили бы у нас. А так я сказала, что приедет моя подруга и займет одну из спален. Они скривились, но пережили. Дочь приезжала к нам на один день и вчера вечером вернулась в город. Бьёрн учил ее резать ягнят.

– Резать кого? – переспросила Алина.

– Она хочет стать фермершей, и ей нравится резать ягнят.

– Танюх, может, все-таки лучше жить с родителями в Москве, чем с такой родней?

– Родственники Бьёрна для меня самая большая проблема. У большинства норвежцев в сельской местности, как Хеллёй, много детей. У детей много своих детей и так далее. Поэтому на все праздники собирается толпа родителей, детей, внуков и правнуков, их жен и мужей. Я раньше начинала паниковать от такого количества норвегов в одном месте.

– На каком языке ты с ними общаешься?

– Я окончила языковые курсы и могу говорить на букмоле [4] Бу́кмол (норв. bokmål – «книжная речь») – один из двух (наряду с нюнорском) стандартов норвежского языка. . Правда, путаюсь с произношением некоторых гласных. То ли «ё», то ли «ю», то ли «у». Из-за одного неверного звука можно попасть в очень неудобное положение. Но, в целом, понимаю и говорю свободно. Проблема в том, что на букмоле говорят в Осло. В других регионах свои диалекты. Причем диалекты так различаются, что сами норвежцы часто плохо понимают друг друга. Например, у ставангерцев есть даже свой словарь. Я почти не понимаю ставангерский диалект. Когда пытаюсь на нем говорить, местные сразу переходят на английский. На английском в Норвегии говорят почти все.

– Расскажи подробнее, что тебя так напугало, – попросила Алина.

– Во время прошлой командировки Бьёрна поздно вечером мне показалось, что у дома кто-то ходит. Посмотрела в окно и заметила тень у стены, но не была уверена. А в следующий вечер в окне появилась физиономия. Ты не представляешь, какой она была жуткой. Нос крючком, глаза прищуренные, оскал как у маньяков из ужастиков. Я перепугалась, даже заорала. Рожа исчезла. Я позвонила соседу, Ойстену. Он приехал через пять минут, но на улице никого не было. В следующий вечер шел дождь, и земля была мокрой. В окне снова появилась та же морда. Я убежала в спальню и закрылась там. А утром нашла в грязи у дома отпечатки ног. Я опять позвала Ойстена, он посмотрел на следы и решил, что кто-то из соседей приходил, но не достучался до меня и заглядывал в окно, а мне в темноте померещился кошмар улицы Вязов.

– А почему они не допускают, что все было именно так, как ты рассказываешь?

– Никто не видит логики в таких действиях. Они не понимают, зачем кому-то меня преследовать. Я думаю, никто здесь не хочет признавать, что кто-то из них занимается такими отвратительными делами. До меня ведь все было спокойно. А тут я явилась и начинаю всех баламутить. Поэтому легче все свалить на мою истерию и сделать крайней меня. Проблема в том, что никто не видит логики в таких рисках.

– А если это не местные, а приезжий?

– Во-первых, на остров можно добраться только морем: на пароме или лодке. На пристани обязательно бы заметили подозрительного человека. Во-вторых, для приезжего возникает много сложностей: ему надо две недели где-то жить, что-то есть, не мелькать перед местными.

– Мог посторонний человек приплыл на лодке, а не на пароме?

– Зачем? Чтобы меня напугать? И потом Хеллёй – скалистый остров, здесь не так много мест, где легко сойти на берег. Большая часть берега – крутые скалы. Места, где можно безопасно высадиться, находятся вблизи жилых домов. Так что кто-нибудь бы заметил незнакомую лодку. Хотя, конечно, при желании все можно, но все равно риск остается.

– А ночью?

– Зачем ради меня рисковать и плыть на лодке ночью?

– Не знаю. – Алинуся задумалась. – Ты не интересовалась, где были дети Бьёрна, пока он в прошлый раз работал на платформе.

– Интересовалась. Марие была в Бергене, Марте тусовалась с друзьями в Нидерландах, а Микал уезжал на соревнования недалеко от Осло. Так что, ночные представления – это не их проделки.

– Давай, поднимемся на гору, посмотрим на остров сверху.

– Скоро совсем стемнеет. Бродить по скалам в лесу ночью опасно. Можно ноги переломать. Завтра сходим.

Татьяна разожгла огонь в металлической печке и села с бокалом вина на диван рядом с Алиной.

– Я все пытаюсь представить, как ты здесь одна по две недели живешь, и у меня не получается, – призналась Алинуся.

– Привыкла. Первое время было не по себе. Вздрагивала от каждого шороха. В половых досках на первом этаже щели. В них часто задувает ветер, а мне чудилось, что это скрипит под чьими-то ногами пол. Но в прошлый раз я слышала другие звуки. Это был не ветер. Кто-то ходил по дому.