Александр Кротов - Смерть пахнет конфетками

Мужчина прицелился и кинул смятую пачку синего «Соверена». Пачка скользнула по дверному косяку и упала куда-то под раковину.

– Отлично, – сказал реабилитолог. – Трёхочковый бросок.

– Он должен был попасть, – недовольно проворчал Гжельский. – А теперь сходи за пачкой и снова брось с этого же места.

Руслан немного повернул свою коляску, чтобы скорректировать траекторию движения в ванную комнату, но в его сознание вновь вонзился голос Гжельского:

– Я сказал именно сходить. Своими ногами.

– Я не могу, – сказал Руслан, будто выплывая в реальность.

– Что ты сказал? – будто докапывающийся гопник, Гжельский склонился над Русланом.

– Не могу пойти, – повторил Руслан, чувствуя воздействие Силы, но не повинуясь ей.

– Ударь себя, – сказал Гжельский.

Раздался хлёсткий звук пощёчины, а Гжельский продолжил:

– Раз не можешь, то езжай за своей пачкой. Но возьми её зубами.

Руслан опустил взгляд. Ему сильно не понравился этот тон, но он совсем не понял, что именно ему так не понравилось. Наверное то, что он опять почувствовал себя слабым. Слабым и никчёмным. Очень знакомое чувство. Как хотелось, чтобы кто-нибудь защитил. Но ты взрослый дядька, который не плачет, не жалуется, и у которого ничего никогда не болит. Но ведь все видят, что болит, да ещё как. А если посмотрят не только на его внешний вид, но и на его душу, через его глаза, то ещё и поймут, какой он ущербный. Ущербный, потому что несчастный.

Стахов склонил голову и покатил коляску к ванной. Раскрыл дверь пошире, а потом остановился.

– Не хочу, – сказал он.

– Не хочешь что? – строго спросил Гжельский.

– Хватит, – выдохнул Руслан, разворачивая коляску к уставившимся на него мужчинам. – Не знаю как, но я вышел из под влияния гипноза.

– Да, на сегодня хватит, – уже дружелюбнее заговорил Олег Рубинович. – Дело оказалось не только в твоём личном призраке. Будем работать. Ты упрям, но это не очень хорошо в данном случае. Руслан, я хотел бы с тобой ещё побеседовать, не в рамках наших экспериментов. Деловая беседа.

– Ладно, пойду я, – сказал реабилитолог, уловив посыл. – Бывайте, мужички!

Когда они остались одни, Гжельский присел на стул. Но казалось, что сделал он это не от того, что устал находиться на ногах, а потому, что это могло выглядеть неловко, что один мужчина возвышается над другим мужчиной.

– Случай непростой, – Олег Рубинович решил в позитивном тоне закрыть тему сегодняшнего эксперимента. – Но от того и более интересный. Не опускаем рук, прогресс будет. А что касается делового разговора, то у меня одна новость. Сегодня твой ночной сменщик запечатлел очень знаменательный момент в изменении поведения Анны.

– Эх, жаль не в мою смену, – раздосадовался Руслан, ведь наблюдение за Анной было интереснее наблюдения за остальными аномалиями.

– Но у тебя есть шанс напрямую поучаствовать в эксперименте! – доброжелательно отметил Гжельский. – Как ты знаешь, что через телевизор, установленный в месте заточения этого аномального субъекта, мы транслировали различные ролики с целью наблюдения за реакцией самой Анны и её тени…

– А короче? – Руслан не любил, когда ему рассказывают то, что он и так прекрасно знал.

– При трансляции роликов с людьми с ограниченными физическими возможностями у тени не было никакой реакции, как и всегда, а вот Анна начала реагировать. Судя по датчикам, её равнодушие сменилось на сострадание. Не буду томить. Я хочу, чтобы ты попытался разговорить Анну. Или её тень. Список наводящих вопросов и возможные сценарии я уже составил. Это было бы замечательно, учитывая то, что придётся их переместить из одной камеры в другую. Я создал специальные приборы, которые могут расслаивать влияние фантомно-деструктивной энергии, отделяя мух от котлет, как сказал один ваш политик…

– Хочешь разлучить Анну со своей тенью?

– Именно. Женщина мучается, и мы получили шанс ей помочь…

– Но вы говорили, что она сама впустила в себя эту тень и могла бы от неё избавиться, если бы сильно захотела…

– Она ещё не знает, что она хочет, – сказал Гжельский фразу, над которой Стахов ещё очень долго думал.

– Надеюсь, ты не специально уменьшил сегодня свою… силу, чтобы я так и не встал на ноги? – спросил Руслан.

– Я не могу влиять слабее или сильнее, – ответил Гжельский. – Это ты можешь сильнее или слабее воспринимать моё влияние. В жизни также. Как ты к чужим словам относишься, так они тебя и задевают, такая у них и сила…

Стахов скривился от жизненных нравоучений и прервал профессора:

– Я согласен на ваш эксперимент. Я хочу помочь Анне.

– Я попрошу выписать тебе премию, – сказал Гжельский перед тем, как обговорить основные детали операции, которая не обещала быть непростой.

__________

Жизнь Кира могла сложиться нормально. Да только складыватель жизни из Кира вышел никакущий.

В семье он был единственным ребёнком. Только родился он слишком поздно, матери шёл уже сорок третий год. Потом его папа бросил семью, когда Киру стукнуло 12 и стали отчётливо заметны первые признаки нарушения сознания. И с того момента началась разгульная жизнь: парень перестал получать пятёрки в школе, его больше стала волновать «тройка» – недорогое пиво из ассортимента «Балтики». Отец уехал в другой город и почти забыл, что у него тут была семья. А для матери развод стал тем самым стрессовым событием, что надорвало её психику. Видимо, это было наследственное, по материнской линии, поэтому она так не торопилась с тем, чтобы завести ребёнка. Но получилось то, что получилось.

Из обычной женщины она быстро превратилась в старуху. Но, в отличие от Кира, видений она почти не видела, зато разум её покинул самым жестоким образом, оставив человека в растерянности в навсегда чужом, непонятном мире. И это было ужасно, потеряться там, где всё казалось стабильной обыденностью. Страшно подумать о том, как сумасшествие меняет человека. Хотя врачи это не называли сумасшествием, это была деменция с какими-то дополнительными осложнениями. Женщина быстро изменилась. Это уже был не тот человек, которого с детства помнил Кир.

Он не часто напоминал себе о её диагнозе, он всегда просто считал, что она заблудилась. И, может быть, когда-нибудь даже найдётся. Но годы идут. Так они и остаются вдвоём.

Отец не желал идти на контакт, хотя знал обо всех трудностях. Он оставил своё имущество им, и, будто чувствуя вину за то, что сам настоял на рождении ребёнка, иногда присылал деньги, которых хватало на не богатую, но всё-таки жизнь без долгов. Кир бросил учёбу в медицинском из-за осложнения состояния, а потом, когда матери стало совсем плохо, устроился работать посменно в сферу производства и реализации продовольственных товаров. Часто работал сутками, только бы не находиться дома с матерью. Ему своих тараканов в голове хватало. Поэтому в выходные он часто уходил из дома. Нет, за матерью он ухаживал, как мог. Но это ему было в тягость. Иногда он желал того, чтобы однажды по его пришествию домой, мама была бы уже на небесах. Ему становилось всё сложнее её жалеть, на смену пришла злость с оттенками жестокости, поэтому всегда так сильно не хотелось домой…