Ольга Дерябина - Х-безумие

Митя пошарил по глубоким квадратным карманам – в углу одного из них забился старый кулёк из-под закуски. Собрав края пальцами, он стал дышать, словно в горлышко, делая выдох более длинным, чем вдох. Об этом, наверное, тоже по «ящику» слышал.

Вроде становилось легче, но колотун не уходил. Он здесь один, на промозглом ветру, перед растерзанным телом.

Мобильник у Мити был с собой – для предсмертной записки через sms. Трясущимися пальцами он набрал номер службы спасения, который автоматически появился в телефонной книжке. Стуча зубами от ветра и страха, он попросил соединить с полицией «или кто у вас занимается трупами». Ему велели подождать, потом другой голос попросил представиться и рассказать, что произошло.

Дожидаясь спецов, Митя пил, чтобы согреться и перебороть страх. Он боялся подойти ближе. Боялся шевеления мокрых волос и разодранного свитера от ветра. Казалось, что покойница оживёт и потащит его за собой. Надо же. Меньше часа он думал о самоубийстве, не помня уже – в какой по счёту раз. А сейчас, оказавшись лицом перед смертью, понял, как дорога жизнь.

Устроившись на пне, Митя смотрел на черную речку, теперь казавшуюся еще более зловещей, периодически переводя взгляд в сторону трупа. Думая, что могло произойти с той, останки которой сейчас лежали на пляже. А также о своей судьбе, о своей жене, о том, что делать дальше. Убывающая чекушка не давала ответов.

Он потерял счет времени, когда послышался звук моторов. К месту стали подъезжать разные машины. Один из мужчин, ежась на ветру, направился к Мите. Тот поймал на себе оценивающий взгляд. То ли думают, что он убил. То ли прикидывают, насколько он пьян. Или и то, и другое разом.

Человек показал удостоверение в красной обложке:

– Вы звонили?

– Я.

– Спасибо, что дождались. Пойдемте в машину, погреетесь.

Митя чуть шатающейся походкой – замерз? боится? ноги затекли? пьян? всё вместе? – пошёл следом. Человек впереди обдумывал, столько выпил свидетель ( или убийца ), как быстро его разморит в тёплом салоне и сколько времени этот салон придётся проветривать.

Смотря под ноги, Митя краем глаза увидел, что к мёртвой девушке направились какие-то люди в перчатках и чемоданчиками.

А чуть позже затрезвонил телефон Сергея Голдина. Известие вырвало его из выходной неги:

– У нас, похоже, вторая жертва, – сообщили старшему следователю.

***

Голдин приехал на пляж, когда Митя храпел на заднем сиденье служебной машины. Старший следователь заглушил мотор, надел тёплое пальто, укутался шарфом. Морально приготовившись к пощечине холодом, он открыл дверь. Порыв ветра, казалось, готов был её вырвать.

Голдин с трудом захлопнул машину, прикидывая, что накопленное во время пути тепло выветрилось за несколько секунд. Из-за высокого роста – до двух метров не хватало меньше десятка сантиметров – создавалось ощущение, что ему ещё больше доставалось от осенней непогоды.

По очереди поздоровавшись с коллегами – молча, только за руку, – он направился к линии чёрной речки. Там, где летом дети лепили замки из песка, сейчас лежала девушка. Грязная, мокрая, мёртвая.

– Дождь в помощь, – усмехнувшись, поприветствовал следователя судмедэксперт Мирон Степанович Триницкий. – Ночью сильный ливень был. Если и были следы на песке, всё смыло. Ладно, что свидетель, – Мирон кивнул в сторону автомобиля с запотевшими окнами, – додумался не подходить близко, не натоптал.

– Кто он?

– Местный, – ответил незнакомый мужчина, который тут же представился: – Виктор Разин, участковый. А это, – он кивнул в сторону машины, – Митька Семёнов. Балбес местный да пьяница. Дома молодая жена, а он пьет и от ревности с ума сходит. А потом ходит топиться. Стабильно пару раз в месяц, а то и чаще.

– Сегодня тоже топиться пришёл?

– Ага, суббота же. Сколько раз мозги ему вкручивали и жена, и я, и деревенские – без толку. Может, сейчас остепенится.

– Девушка – не местная?

– Не похожа. Проверю, конечно, вдруг приехала к кому-нибудь в гости.

– Покажи, – сказал Голдин. Он присел и достал мобильник.

Триницкий осторожно убрал мокрые волосы. Красивая девушка, светло-серые глаза открыты, на лице застывшее отчаяние. Следователь сфотографировал её.

Поперек шеи убитой след – от верёвки или чего-то подобного. Кровоподтеки на руках и голове. Свитер на спине разорван, с боков торчат края чёрного лифчика. Спина в крови и воде, мелкие порезы перечеркивали две жирные линии: от лопаток до противоположного бока поясницы. Или наклоненный крест, или буква «Х», или знак мишени.

– Об коряги могла так порезаться?

– Раны слишком глубокие и направленные. И свитер порван тоже направленно.

– Арматура на дне?

– Исключать не будем, конечно, но строительного мусора здесь не должно быть. И берег регулярно чистят «зеленые». Вообще, я склонен предположить, что её не прибило к берегу. Девушку оставили здесь.

Триницкий помассировал горло, начинающее першить на ветру.

– Не хочу давать вам ложную надежду или, лучше сказать, дополнительную головную боль, – продолжил он. – У Ксении Гудковой подобные раны. Если и была арматура, то в руках убийцы. Но это не арматура, как вы знаете. Какой-то инструмент с тонким острым кончиком. Возможно, повреждены ребра.

– Её так, – Голдин кивнул на спину, – при жизни?

– Я склонен думать, что да. Просто звери… Но она сопротивлялась.

– Звери или зверь, – Голдин задумался. – На изнасилование не похоже – брюки целы, однако проверить все же надо, – судмедэксперт кивнул. – Сумки рядом нет?

– Практиканты прочёсывают лес. Пока ничего не нашли. Документов, ключей, телефона тоже.

– То есть мы не знаем, кто она, – констатировал Голдин.

– Не знаем, – ответил Триницкий.

– Надо выяснить, заявлял ли кто о пропаже девушки, – следователь сказал это, продолжая смотреть на растерзанное тело. Боковым зрением он увидел, как молодой следак Паша Мерцалов направился в сторону машины.

– Давно она мертва?

– Думаю, умерла до полуночи. Точнее скажу позже.

– Накрой её, – попросил Голдин, подняв широкий ворот пальто, достающий до первой седины в темных висках. Впрочем, от ветра, который словно с цепи сорвался, это слабо защищало.

Он пошёл вдоль берега, вспоминая летний детский смех, весёлые зайчики, прыгающие по воде. Голдин держал курс в сторону сосен, когда услышал вой за спиной. Не плач, не крик, а именно вой.

Молодая женщина в старой куртке с капюшоном, джинсах и резиновых сапогах упала на колени на песок и, закрыв лицо руками, выла.

– Прости, прости, прости меня! Какая же я дура, – женщина продолжала выть.

Участковый бросился к ней.

– Катя. Катя! – Разин несколько раз тряхнул её, пытаясь привести в чувства. Та его не слышала, продолжая выть.