Вероника Трифонова - Последняя жертва

Ксюша, похищенная неизвестно кем… Неведомый преступник – легенда этого городка, похищающий людей, и её, возможно, тоже… Разговор с дядей Ксюши… Сейчас пожилой библиотекарь обвинит его во всем, и Гоша не сможет его за это осуждать. Пресса и телевидение… Дальнейшая череда долгих, мучительных дней, сулящая лишь бесконечные разговоры, перемолвки и обсуждения – как открыто, в статьях и телепередачах – так и скрытно, тихим юрким шёпотком среди его сотрудников, приятелей и партнеров, который будет затихать при малейшем его приближении. И в центре всего этого хаоса – его собственное, томительное ожидание новых известий.

Мантра, которой нет конца и края.

В довершение ко всему, Гоша, спускаясь на первый этаж к выходу, ещё и задел локтем стоявший на подоконнике лестничной клетки между этажами цветок в горшке, едва не уронив его.

Цветок. Его Ксюша любила цветы.

Это был третий закат солнца, который она наблюдала здесь, и третий раз – с мыслью, что он может оказаться последним в её жизни. Печально следя за тем, как на небе вспыхивают ярко-розовые полосы, Ксения уткнулась лбом в твёрдую грубую древесину, отделяющую её от внешнего мира.

От голода у неё ещё днём появилось головокружение, которое не проходило до сих пор. А может, помимо этого, сказались общее утомление и постоянный, испытываемый ею каждую минуту пребывания здесь, страх.

Биологический ритм часов её сбился: теперь основная часть бодрствования и физической активности, когда она упорно расковыривала гвозди в досках, шатала последние за верхний край (там, где между ним и потолком был зазор, достаточный, чтобы пролезла ладонь), пытаясь выломать, приходилась на ночь. С одной стороны, это было ужасно, поскольку в темноте к ней со всех сторон подползали мёртвые твари. Они шипели ей в спину, выли, и норовили ухватить за ноги. Минувшей ночью к покойнице в красном платье и полусгнившей блондинке присоединилась ещё одна – с блестящими волосами, из-под которых в её пустые глазницы текла кровь.

А с другой стороны, Ксюша только ночью могла спокойно предпринимать попытки освободиться – убийца, судя по всему, не оставался здесь ночевать, предпочитая, чтобы призраки мёртвых, убиенных женщин приходили только к ней. Да и страх от их появления придавал ей адреналин, а тот – физическую силу.

Сегодняшней ночью они опять к ней пришли. Дверь в ванную то и дело с ужасным скрипом норовила закрыться, да и тусклого света, падающий оттуда, был слишком слаб, чтоб их прогнать. Блондинка в этот раз спряталась у неё под кроватью, брюнетка с окровавленным черепом тихо подбиралась из дальнего угла, Красное Платье заняло неизменное место у неё за спиной. А ещё одна, новенькая – Ксюша предположила, что это был раздроблённый ею при падении в подвале скелет в зелёных лохмотьях – тихо выла за железной дверью, пытаясь войти, и скребя по ней так, что у Ксении волосы вставали дыбом.

Дрожа от страха, она пыталась сосредотачиваться на мыслях о Гоше. О его шёлковых волосах шоколадного цвета, чувственных губах, дымке его серых глаз, в которой она всегда растворялась. О том, что он её обязательно найдёт и вытащит отсюда. Ксюша представляла, как он вместе с Юрой посылает в леса огромные толпы людей на её поиски. Те прочёсывают их «стеной», и, в конце концов, находят этот дом, откуда её в итоге спасают. Утром, днем и вечером, когда не спала, она постоянно прислушивалась к любому шороху извне, всем сердцем ожидая того, что сейчас за ней придут. Нынешним утром она даже заснула, прислонившись спиной к деревянной стене (отчего спина потом болела полдня). Ночью же, из-за привидений, сделать это было сложно, но она пыталась.

А иногда в её голову закрадывались страшные мысли, что Гоша не приходит потому, что маньяк уже убил его, когда муж пытался до неё добраться. Сердце Ксюши при этом сжималось, и она гнала эти мысли прочь.

За ночь она несколько раз уставала от своей деятельности и принималась плакать, тряся в воздухе онемевшими, покрытыми свежими царапинами пальцами – ноющими так, словно она безотрывно два дня писала на телефоне, но подойти к кровати не решалась – покойница под ней только этого и ждала.

Покойница… Да. Тем краем сознания, что ещё сохраняло трезвость рассудка, Ксюша начинала понимать, что от переутомления, стресса и голода грань между реальностью и вымыслом стала для неё как никогда более размытой. И сейчас, не меньше, чем самого маньяка, она боялась, что на таком «благоприятном» для этого фоне у неё начнутся галлюцинации, и она чётко начнёт видеть все эти ожившие трупы на самом деле.

Чёрт бы побрал. Ксюша всегда боялась привидений и чудовищ. В детстве она отказывалась спать одна в своей комнате, если мама не сидела с ней, читая ей сказки до тех пор, пока дочка не заснёт, а потом ещё не оставляла ночник включённым, а дверь в коридор, где горел свет – открытой. Ночник был старый, советский, принадлежавший ещё её бабушке – она и дедушка жили вместе с ней и мамой, и мама перенесла его в Ксюшину комнату. Он был сделан в виде белой лилии с оранжевой каёмкой по бокам лепестков, с красным камнем в центре, изображавшем пестики и тычинки. Всё это было закреплено на тёмно-зелёном блюдце. Когда ночник включался, изображение лилии тенью ложилось на противоположную стену, и Ксюше это нравилось – её детская комнатка вся становилась «цветочной».

Она ухватилась за деревянную опору.

Кажется, сзади что-то хрипело.

Ах да… это же мёртвые женщины. Души, обречённые вечно шататься рядом с местом своей насильственной смерти.

«Только не оборачиваться…»

Светильник. Бабушкин. Мамин.

Ох, чёрт, она потеряла брелок…

Ксения громко всхлипнула. Где-то рядом одна из умерших отозвалась ей таким же душераздирающим всхлипом.

И как же есть хочется.

Брелок-кот… Ей семь лет, она смотрит на витрину газетного киоска «Роспечать», и ей безумно нравится симпатичный серый котик с розовым бантиком на шее и прикольной подвесочкой. Она заворожено глядит на него – и вскоре получает от любящей мамы, а заодно и мороженое-стаканчик в соседнем киоске. Мама берет её за руку, чтобы перевести через дорогу, а Ксюша держит в руке брелок и неотрывно разглядывает, любуясь, как игриво в нём переливаются солнечные блики…

Как вокруг много солнечного света!

Она всем своим существом устремилась туда, даже не поняв, что потеряла сознание.

Очнулась Ксюша там же, где упала – в закутке у правого угла, рядом с деревянной стеной. Она застонала. Ей так не хотелось возвращаться в свою тюрьму из замечательного сна, в котором она снова была ребёнком, и в белом сарафанчике с пышной юбкой, чешках и белых колготках в полоску, радостно плясала в кружке местного ДК под «Танец маленьких утят» вместе с остальными детьми, со смехом повторяя движения учительницы-хореографа. Вика Лебедева, её лучшая подружка в начальной школе, черноволосая девочка в нарядном розовом платье из шуршащей, словно пакет, ткани, веселилась рядом, счастливо глядя то на неё, то на Галину Николаевну, улыбаясь полубеззубым ртом – тогда у неё активно выпадали молочные зубы.