Олег Маркеев - Дигитал

Алексей усмехнулся.

— Частично.

— В смысле?

— До асфальта я еще не долетел.

— А! Го-го-го! — затрясся Степан.

Хлопнул по плечу.

Алексей пошел к выходу. Степан, сопя, как самовар, пристроился следом.

На крылечке Алексей, кивнув дяде Алику, менявшему пакет в урне, приготовился водрузить на нос черные очки.

Но не успел. Острый лучик, сорвавшись с лобового стекла припаркованной в переулке машины, больно кольнул в глаза. На какой-то миг все подернулось красной пленкой. В голове что-то щелкнуло.

Степан, слоном скатившись со ступенек, что-то бормотал, обращаясь к Алексею.

— Не понял, что ты там бубнишь, Бандерас?

Дядя Алик предпочел удалиться из зоны слышимости. По каким-то своим каналам, он выяснил, кто такой по жизни Алексей. А кто Бандерас — видно невооруженным глазом.

Алексей спустился вниз, встал рядом. Роста они были примерно одного. Но Бандерасу лучше бы заниматься сумо, в дзюдо таких жировиков не держат.

— Говорю, может к нам в офис закатимся? — повторил Бандерас.

— У тебя уже и офис есть? — сыграл удивление Алексей.

— Он и сразу был, что мы — лохи несерьезные? Мы себе тут новый уже напутанили. Все там сейчас, Нинка, Джони, Карась, Леня. Свои ребята, что меньжуешься?

Бандерас переманил к себе всю банду из РОВД: Нинка служила дознавателем, Джони и Карась операми под началом Бандераса, а Леня Абрамов, покрутившись с год в ОБНОНе, ушел в адвокаты.

Ходили упорные слухи, что в РОВД они поставили на поток возбуждение-закрытие уголовных дел, за что и попросили их всех на выход.

Делалось все просто: по возбужденному делу, — допустим поножовщине с несмертельным исходом, — принимался совершенно левый гражданин, заведомо ни в чем не виновный; Нинка мурыжила его допросами, Джони и Карась склоняли к сотрудничеству со следствием и пачками носили изобличающие материалы; гражданин упаковывался в камеру, куда к нему приходил Леня Абрамов и популярно объяснял, что содержание под стражей до суда есть прямая путевка на зону, суд всегда учитывает сей факт, руководствуясь элементарной логикой: «За следствием сидел? Вот пусть и сидит дальше». Но наши гуманные законы предусматривают, что необходимость ареста нужно доказать в суде. Суд же у нас… Короче, пять тысяч долларов. Немаловажный факт: изначально имелись установочные данные о платежеспособности клиента.

Лох платил и выходил на свободу. Опера получали мешалкой за некачественную работу, обещали исправиться и к вечеру привозили настоящего виновного, который, скрипя пером и сердцем, писал явку с повинной. Все оставались довольны: начальство, суд, опера, адвокат и даже клиент, выплюнутый на волю мясорубкой правоохранительной системы.

Слухи о бригадном подряде стали циркулировать так настойчиво, что Бандераса чуть-чуть попрессовала служба собственной безопасности. Но кончилось все ничем. Бандерас сам уволился из органов, а следом потянулись и остальные подельники.

— В раю климат, в аду — приличное общество, — прошептал Алексей

— Что ты там все бормочешь? Поехали, за жизнь побазарим. Может, что и придумаем. Я на колесах. — Степан указал на приличного вида «фольксваген пассат».

Бизнес Бандераса явно процветал, а недобрые предчувствия его явно не мучали.

Алексей посмотрел на свое отражение в стеклах «фольксвагена».

Бледное вытянутое лицо, ромбики теней на скулах, бликующая антрацитом полоса очков, шрам плотно сжатых губ.

За мутным стеклом сидел человек с бледным вытянутым лицом. Шрам плотно сжатых губ, ромбики теней на скулах. Глаза прятались за антрацитово-черными стеклами очков.

На коленях человек держал объемистую спортивную сумку. Белая ладонь отбивала неравномерный ритм по серому боку сумки.

Так-так… так-так-так… так-так…так.

Словно почувствовав на себе взгляд Алексея, человек приподнял подбородок и растянул губы в резиновой улыбке…

Алексей все еще продолжал улыбаться, а сердце ухнуло и сбилось с ритма.

Так-так… так-так… так-так.

Он глупо улыбался собственному отражению в темном стекле вагона, а за стеклом тянулись из темноты во мрак стальные удавы кабелей.

Полупустой вагон метро. Мертвый свет. Характерный запах перенаселенного подземелья. Рекламные липучки зазывали что-то срочно купить, изучить за три месяца, подключиться, посетить, присоединиться и выгодно поиметь. Но не здесь, а там, наверху. В мире, где светит солнце.

Алексей заторможенным движением снял с глаз очки. Пульсирующий свет ламп тупо вдавился в зрачки.

Он опустил взгляд. Сумка. Чужая. Невесть откуда взявшаяся. Битком набитая чем-то угловатым и тяжелым.

Алексей медленно потянул за ушко зиппера. Со скребущим звуком приоткрылась щель.

Первое, что он увидел, была еще одна сумка-компьютерный кейс, точно такая же, как у Бандераса.

Испуганно стрельнул взглядом по сторонам. Пассажиры самоуглубленно пялились на свои отражения или читали.

Рука нырнула в щель. Приподняла плоский кейс, нашарила под ним тугие бумажные бруски. Много, не меньше десятка. Отчетливо прощупывались резиновые нити, крест-накрест перетянувшие бруски.

Алексей поднес один брусок к свету. Доллары. Следующая — рубли, тысячные купюры.

Под пачками денег лежало еще что-то. Холодно-металлическое.

Он выдернул руку. Машинально поднес к носу. Пальцы пахли ружейной смазкой.

Вжикнул зиппер. Ладонь плотно легла на сумку. Пальцы забарабанили нервную дробь.

Так-так-так… Т ак-так-так… Так… так… так.

— Так, так, так, Олег Иванович, вот до чего вы договорились! «Убийство делает свободным». Даже на воротах концлагерей писали нечто иное.

— Мне нет дела до идеологических клише. У нас в лагерях висели транспаранты «Мы придем к победе коммунистического труда», что с того? Клише в коллективном сознании — не моя тема. По мне, это чистой воды шаманство. Я изучаю клише или матрицы в нейронных структурах мозга, это вполне научно. Исходя исключительно из своих знаний, я и сделал вывод: убийство делает свободным. Не ясно, почему это вас шокирует.

— Да не шокирует он меня, а забавляет. Вернее, пафос с которым он произнесен. Ну что тут конгениального, Олег Иванович? Человеческое сообщество, чтобы сохраниться и не впасть в самоуничтожение, было вынуждено отнять у индивида право убивать себе подобного, когда это заблагорассудится. Разрешалось убивать только чужаков — отсюда и войны. Сиречь, драка стаи на стаю за самок и жратву. Своих убивали исключительно через ритуал, снимающий грех нарушения табу на убийства себе подобного. Суд — это ритуал признания соплеменника чужаком, не ведающим закона племени. Признали — и камнем по темечку. Или еще один вид разрешенного убийства — жертва богам. С богов-то какой спрос? Зато племя насладилось видом кровопускания без всякого греха. Одного-двоих закласть, чтобы остальные не поубивали друг друга, это, согласитесь, с точки зрения психологии нормально. Компьютеров и кино тогда не было, про виртуальную реальность слыхом не слыхивали, вот и резали в натуре. Сейчас легче, сходил на ужастик, полистал детективчик — разрядился. Иди, любезный, на работу и в семью.