Лори Фариа Столарц - История Джейн N

Только звук льющейся по трубам воды – напоминание, что я так и не помылась. После обнаружения белья перспектива раздеваться была даже хуже запаха моей кожи и вони пота (вроде концентрированного уксуса).

В конце коридора застонала дверь. Я пригнулась у лаза, ожидая щелчка замка и звона ключей. Двадцать два шага спустя его ноги наконец появились в поле моего зрения – потертые джинсы, обтрепанные края, тяжелые коричневые ботинки.

– Пожалуйста, – взмолилась я. – Чего ты хочешь? Что мне сделать?

Почему я здесь?

Кто остальные?

Он со стуком опустил поднос на пол. Я мельком разглядела простую красную футболку и ярко-зеленые часы. Никакой татуировки в виде дерева. Может, она выше? Или монстр, который приносит пищу, не тот же, что меня похитил.

– Кто ты? – взвыла я после тридцать шестой отметки. – Ты работаешь на него? Сколько он тебе платит? Мои родители дадут в четыре раза больше.

Я попыталась ухватить его за ботинки; к этому моменту я знала их досконально – каждую черточку, пятно, отметину и царапину. Иногда шнурки были завязаны двойным узлом, иногда поверхность была влажной, иногда от них пахло намокшей от дождя почвой.

Временами я бы отдала что угодно, лишь бы безликий тюремщик просто вошел в комнату и избил меня – пусть душит, швыряет об стену, режет ножом, поджигает волосы. Зато мне бы выпал шанс побороться. Зато я хотя бы отчасти ощутила извне ту грызущую боль, что пожирала меня изнутри.

– Выпусти меня! – заорала я после тридцати девяти отметок, бросилась к двери и стала бить ее кулаками. Потом схватилась за край шкафа и попыталась оторвать его от стены. Но упала и сильно ударилась головой о каркас кровати. Перед глазами вспыхнули белые огни. Но все равно меня это не остановило.

Я швыряла подносы, бросала сапоги, звенела цепями, пинала стол.

Трясла холодильник.

Разбросала снеки.

Вытащила ящики.

Вывернула одежду.

Я перевернула матрас, разорвала простыни. Хрипло кричала и билась, пока не увидела кровь.

Излишне говорить, что я была очень плохой девочкой, и это не дало мне абсолютно ничего, кроме беспорядка, который следовало убрать, шишки размером с яйцо на голове и порезов под глазом. Кровь из раны скапливалась на цементе. Несколько секунд я наблюдала за ней, гадая, сколько нужно ее потерять, прежде чем отключишься.

А что потом?

Нетронутые подносы скопятся в коридоре? Монстр решит, что я умерла, и зайдет проверить?

Что вообще нужно, чтобы умереть? Сколько придется истекать кровью? Голова раскалывалась от вихря вопросов и этого внезапного прилива сил.

А потом я ее увидела.

Словно знак судьбы.

Коробку брауни «Коко Локо».

Должно быть, я швырнула ее через комнату, не заметив улыбающегося шоколадного квадратика на крышке. В противном случае я бы остановилась, потому что это было любимое лакомство Шелли, со слоем измельченных грецких орехов и тонкой белой глазурью.

Неужели парень решил, что и я их люблю – может быть, из-за того, что разглядел коробку в нашем шкафу через окно на кухне? Или, может быть, он видел, как моя мама запасалась брауни в маленьком красном магазинчике в городе.

Забавно, ведь мы держали «Коко Локо» только для Шелли, поэтому обнаружение их в шкафу монстра среди моих любимых закусок и понимание, что он ошибся, сколь бы тривиальной ни была деталь, принесло мне легкое удовлетворение.

Он не знал обо мне всего.

Я прижала коробку к груди, думая о том, как всегда сияло при виде лакомства лицо Шелли. Когда ее парень, Митчелл, врал, что якобы пошел на вечеринку с ребятами, или когда подруга проваливала тест в школе, все, что мне нужно было сделать, это взмахнуть «Коко Локо» – и вуаля, мир снова полон надежды.

Свет в комнате мигнул и погас, оставив меня в темноте. Но внезапно это больше не пугало, ведь у меня была коробка брауни.

Я подошла к кровати, притворившись, будто нахожусь в доме Шелли во время одной из ночевок у нее, мы только что посмотрели страшный фильм и решили сворачиваться.

– Я скучаю по тебе, – прошептала я в темноту, прижимая к себе коробку крепче и представляя улыбающееся лицо подруги.

Когда я проснулась, у меня болела голова. Я лежала в постели и ждала, когда зажжется свет, не в силах прогнать воспоминание, что прокручивалось у меня в голове: однажды поздней летней ночью, незадолго до того, как меня похитили, я пришла домой и обнаружила, что окно в моей спальне – вместе с сеткой – распахнуто настежь. Я тогда не спросила об этом родителей, подумав, что мама просто решила проветрить комнату.

Но зачем ей было открывать окно вместе с сеткой? Особенно ночью, когда на свет могут слететься мотыльки и комары? И его распахнули не днем. Когда я ушла на ужин к Шелли, окно было закрыто.

Не так ли?

Иначе я бы заметила. Разве нет?

К тому же лето – это кондиционер, а значит – закрытые окна.

Закрытые окна.

Мама всегда напоминала мне, чтобы я следила за своим. К тому же дом нашего соседа ограбили. И я не спрашивала родителей, не обнаруживали ли они мое окно открытым. А вдруг я сама его так оставила? Не говоря уже о том, что домой я вернулась поздно ночью, уже после отбоя. Кто б захотел нарываться?

Свет все не зажигался. Я села, не в силах избавиться от образа монстра, пролезающего в окно моей спальни, рыскающего в моем шкафу и перебирающего мои вещи. Эта картинка грызла меня большую часть ночи, точно поселившаяся в мозгу крыса. Вряд ли мне удалось поспать больше тридцати минут кряду.

Который сейчас час?

Я встала и двинулась вперед, чувствуя под ногами скомканную одежду – результат моей истерики. Я опустилась на четвереньки и ощупала все вокруг, натыкаясь на коробки со снеками, разбросанные футболки и бутыль с водой. Последнюю я пододвинула к себе и сделала глоток. По подбородку и шее потекла вода. Бутыль показалась мне слишком тяжелой. Мои мускулы начали слабеть. Я почувствовала дрожь в большом пальце.

Несмотря на темноту, я принялась выжимать бутыль точно гирю, чтобы разработать бицепс и трицепс – по тридцать раз каждой рукой, все так же ожидая света. Еще я сделала пятьдесят подъемов ног и тридцать приседаний.

Света.

Все еще.

Нет.

Но физическая активность придала мне энергии. Я спрыгнула с кровати, вспомнив фильм, где главная героиня вскрыла матрас ножом для резки бумаги.

Я надавила на ткань и почувствовала под ней пружины. Насколько сложно было бы вырвать одну и превратить ее в оружие? Я проиграла в голове сцену: парень входит в комнату; я валяюсь на полу, притворяясь мертвой. Еда за несколько дней скопилась в коридоре, якобы что-то не так. Засунув пружину в рукав, я жду, пока парень наклонится, чтобы поднять меня. И тогда ударяю его импровизированным ножом в шею, прямо в яремную вену.