Харлан Кобен - Не говори никому

– Он разузнал о тебе, – предположил я. – О том, что мы с тобой дружим.

– Не обижайся, но как он мог догадаться, что я напишу не «Марк», не «Линда», а именно «Бек»?

Она была права.

– Так что, теперь ты веришь в такие вещи?

– Говорю же тебе: я чуть не купилась. Почти. Однако Омей оказался прав: я – скептик. Все доказывало, что он действительно был провидцем, кроме одного – я ему не верила. Потому что провидцев не бывает. Как и привидений.

Она замолчала. «Дипломатия – не твоя игра, моя дорогая Шона».

– Поэтому я провела небольшое расследование, – продолжила она. – Профессия модели хороша тем, что ты можешь позвонить кому угодно и тебе не откажут. Вот я и позвонила иллюзионисту, выступление которого пару лет назад видела на Бродвее. Он выслушал мою историю и захохотал. Когда я спросила, что же тут смешного, фокусник поинтересовался, не за обедом ли все происходило. Я удивилась: при чем тут это? Но ответила, что да, за обедом, и спросила, как он догадался. Вместо ответа иллюзионист спросил, а не кофе ли мы пили. Я опять подтвердила, что да, кофе. Гуру пил черный? И снова в точку. – Шона улыбнулась. – Не догадался?

Я помотал головой:

– Ни малейшей идеи.

– Когда Омей передавал визитку Венди, он пронес картонку над своей чашкой. Черный кофе, Бек. Отражает не хуже зеркала. Вот как он узнал, что я написала. Это был старый, бородатый трюк. Просто, правда? Проводишь карточкой над своей чашкой и видишь все, словно в зеркале. А я ему почти что поверила! Чувствуешь, к чему я клоню?

– Конечно, – сказал я. – Ты имеешь в виду, что я такой же болван, как и Венди-Пробка.

– И да и нет. Понимаешь, Бек, секрет популярности Омея в том, что люди жаждут чуда. Венди попалась на его удочку, потому что захотела, чтобы все это мумбо-юмбо существовало на самом деле.

– А я хочу верить в то, что Элизабет жива?

– Больше, чем человек, умирающий в пустыне, хочет найти оазис, – подтвердила Шона. – Хоть я и не совсем это имела в виду.

– Что же?

– Встреча с гуру научила меня тому, что, если не видишь других объяснений случившемуся, это не значит, будто их нет. Это значит только, что ты их не видишь.

Я откинулся на спинку дивана, скрестил ноги и молча смотрел на Шону, которая избегала моего взгляда. Не похоже на нее.

– Так что произошло, Шона?

Она старательно отводила глаза.

– Я ничего не понял, – сказал я.

– Мне казалось, я объяснила достаточно ясно…

– Нет, недостаточно. По телефону ты сказала, что нам надо встретиться. Наедине. Зачем? Чтобы ты сообщила мне, что моя погибшая жена по-прежнему считается погибшей? – Я потряс головой. – Я в это не верю.

Шона молчала.

– Объясни, – попросил я.

Она отвернулась и тоном, от которого у меня мурашки пошли по коже, сказала:

– Я боюсь.

– Чего?

Я слышал, как Линда звенит на кухне тарелками и стаканами и как чмокает, открываясь, холодильник.

– Все это длинное вступление, – сказала Шона, – требовалось не столько тебе, сколько мне.

– Все равно не понимаю.

– Я видела кое-что… – Голос Шоны сорвался. Она сделала глубокий вдох и попыталась снова: – Я видела кое-что, что мой рациональный мозг принять не в состоянии. Прямо как с Омеем. Я понимаю, какое-то объяснение должно существовать, но найти его не могу.

Шона нервно перебирала пуговки блузки, отряхивала несуществующие соринки. И неожиданно сказала:

– Я начинаю верить тебе, Бек. Теперь я тоже думаю, что Элизабет жива.

У меня комок подкатил к горлу.

Шона резко встала.

– Смешаю коктейль. Будешь?

– Нет.

Шона удивленно взглянула на меня.

– Уверен, что не хочешь…

– Объясни, что ты такое видела?

– Результаты вскрытия.

Я чуть не свалился с дивана. Потом с трудом выговорил:

– Как?

– Ты встречался с Ником Карлсоном из ФБР?

– Этот тип меня допрашивал.

– Он считает, что ты невиновен.

– Мне так не показалось.

– Однако сейчас он думает именно так. Когда улики указали на тебя, Карлсон решил, что слишком уж гладко все сходится.

– Это он тебе сказал?

– Да.

– И ты ему поверила?

– Я понимаю, это наивно, но, знаешь, поверила.

Я, в свою очередь, верил чутью Шоны. Если она говорит, что Карлсон – нормальный парень, то это значит, что он либо великолепный актер, либо великолепный сыщик.

– И все-таки, – сказал я, – при чем тут результаты вскрытия?

– Карлсон нашел меня. Спрашивал, почему ты сбежал. Я не сказала. Они отслеживали твои перемещения и знали, что ты хотел увидеть записи о вскрытии тела Элизабет. Карлсону стало интересно – зачем. Он позвонил коронеру и получил все документы. И показал их мне, дабы я помогла ему понять, что в них такого необычного.

– Показал их тебе?!

Шона кивнула.

У меня пересохло в горле.

– Ты видела фотографии тела?

– Их там нет, Бек.

– Что?!

– Карлсон думает, что их кто-то стащил.

– Кто?

Шона пожала плечами.

– Единственным человеком, когда-либо получавшим бумаги на руки, был отец Элизабет.

Хойт. Опять все вернулось к нему. Я посмотрел на Шону.

– Но хоть что-то ты видела?

Ее кивок показался мне томительно-медленным.

– Что?

– Результаты экспертизы. Они показали, что Элизабет принимала наркотики. Не просто раз или два, а длительное время.

– Невероятно, – сказал я.

– Может быть, а может, и нет. Одного анализа было бы недостаточно, чтобы заставить меня сомневаться. Люди обычно скрывают свою склонность к наркотикам. Трудно поверить в это, когда дело касается Элизабет, но в то, что она жива, поверить еще труднее. Возможно, в анализы вкралась ошибка или результат спорный. Так ведь бывает, верно? Можно как-то объяснить.

Я облизнул пересохшие губы.

– А что нельзя объяснить?

– Рост и вес, – ответила Шона. – Там написано, что Элизабет весила около сорока пяти килограммов, а ростом была метр семьдесят пять.

Очередной удар под дых. Рост жены равнялся метру шестидесяти двум, а вес – шестидесяти килограммам.

– Ничего общего, – прошептал я.

– Абсолютно.

– Она жива.

– Возможно, – подтвердила Шона и метнула взгляд в сторону кухни. – У нас тут выяснилось кое-что еще.

Она громко позвала Линду. Сестра появилась в дверном проеме и застыла. Она суетливо вытирала руки о фартук и казалась неожиданно маленькой и жалкой. Я удивленно смотрел на нее.

– Что еще? – спросил я.

Линда заговорила. Она рассказала о таинственных снимках, о том, как Элизабет пришла к ней ночью и попросила сфотографировать ее, как Линда была только рада сохранить в секрете нападение Брэндона Скоупа на мою жену… Сестра не оправдывалась и ничего не приукрашивала. Хотя, с другой стороны, что тут приукрашивать? Линда просто огорошила меня своей историей, все так же стоя в дверях и ожидая неминуемой расплаты. Я слушал, опустив голову и не глядя ей в лицо. На самом деле я тут же простил ее. У всех есть свои слабые места. У всех.