Андрей Ждань - Паника

После сюжета об убийстве прошла заставка новостей телеканала и начался новый сюжет. На экране возник стол, за которым сидел заместитель мэра (редкий мудак, к слову) и Лавина Аранда, президент Якама Фармасьютикалс. Судя по заднику с логотипами мэрии Сиэтла и компании Якама, в репортаже шла речь о совместной пресс-конференции. Джефф прибавил громкость как раз на речи мисс Аранды.

– … плодотворное и интересное сотрудничество. Но, главное, что мы уже с уверенностью можем утверждать, что это сотрудничество стало выгодным, а порой – спасительным, для нас с вами – простых жителей Сиэтла.

Следующим этапом в поддержке больных диабетом станет официальный отчет, в котором, небольшой спойлер, – скромные смешки в зале, – мы покажем, насколько поразительные результаты дала наша программа «Забыть диабет». На сегодня существует договоренность с несколькими штатами, которые я пока не могу называть, о внедрении этой программы. Но, пионером – стал Сиэтл, не стоит забывать об этом и переставать этим гордится! – пауза, жиденькие хлопки, – Главное, что мы стали на несколько шагов ближе к победе над этим неприятным недугом. От имени Якама Фармасьютикалс я хочу выразить благодарность всем жителям Изумрудного города!

После более продолжительных и убедительных хлопков, Лавина продолжила:

– Но сегодня мы собрались здесь, чтобы анонсировать начало давно обещанного события. Итак, 28 августа, в водоочистительные сооружения города Сиэтл и округа Кинг поступит специальный химический состав, разрабатываемый нашей компанией последние восемнадцать лет. Эти, совершенно безвредные добавки позволят очищать питьевую воду намного качественней и, что немаловажно для моего коллеги – она указала на заместителя мэра, сидящего с безразличным лицом, – намного дешевле. Мы станем первым городом, который захлестнет волна дешевой и чистой питьевой воды.

Далее следовала заунывная, полная официоза речь представителя мэрии, но Джефф ее не слышал, он задремал, склонив голову на плечо и сжимая во сне пульт от телевизора.

Стремглав промчавшись по душным темным тоннелям закоулков, я выскочил на улицу. Сердце прыгало где-то в горле. Я судорожно сжимал в кармане купюры. Кровь стучала в ушах и затылке, то ли от бега, то ли от укутавшей меня ярости на толстую хамоватую афроамериканку. Я бежал задворками городских улиц, сбивая мусорные баки, спотыкаясь о хлам, и распугивая бродяг.

Оглядевшись, мне показалось, что я нахожусь на Люсиль-стрит, по-моему, на южной ее стороне. Перейдя на трусцу, способную заставить случайного прохожего поверить, что я совершаю пробежку, я направился вправо. Да, именно вправо, потому что более точного направления своего побега я дать не мог.

Мне было необходимо затеряться среди прохожих, пока есть такая опция, до тех пор, пока весь город не увидит мое лицо в новостях. Или на молочных пакетах, или где там полиция публикует просьбы помочь в розыске опасных преступников. Ну, или таких невольных заложников ситуации.

В кончиках пальцев покалывало, словно паника, обуявшая меня и не расстававшаяся со мной с того самого злосчастного туалета «У Эбби», напоминала мне, что я пока еще жив, на свободе и кое-что забыл. Забыл разобраться с телефоном.

Мысль выбросить его появилась буквально сразу же, еще до осознания необходимости разжиться наличными. Но я оттягивал неизбежное, ища возможность отправить весточку нескольким немногим людям, которые относились к числу тех, кому моя судьба была не совсем безразлична и перед кем я считал необходимым… отчитаться, что ли.

Сбавив темп, я начал высматривать какую-то уютную лавочку, скрытую в гуще листвы или тихий переулок, манящий ложной безопасностью, уголок, где можно было бы на секунду выдохнуть и исполнить мой, возможно, последний долг перед людьми, которых я любил.

За углом строительного магазина с пустующей парковкой нашлось именно такое место – узкая аллейка между зданием и забором, ограждающим стройку на соседнем участке. На стене вился плющ, а по кромке забора росли жухлые ивы, защищая от беглого взгляда с дороги.

С облегчением рухнув на скамейку, я откинул с головы капюшон и прикрыл глаза. Наверняка я странно выглядел в темно-синем спортивном костюме в такую жару. Нужно что-то придумать с одеждой. Странно, что я задумывался о таких мелочах в масштабе моих глобальных проблем.

Я достал сигареты и дрожащими руками подкурил. В горле запершило, я подавился дымом и зашелся утробным кашлем. Спорт не был моей самой сильной стороной. Пересилив отвращение, я попытался взять кашель под контроль и глубоко затянулся. Строго говоря курить мне совсем не хотелось, но подкоркой я чувствовал, что сигарета может помочь мне затолкать восстающую панику поглубже в чертоги разума.

Достав телефон, я вздохнул. Ни одного пропущенного. Даже полиция не пыталась дозвонится мне в лице какого-то штатного психиатра, который бы нелепо пытался меня убедить сдаться. Видимо управление даже не подозревало, что в современном мире могут быть настолько тупые преступники, которые бы не догадались выключить телефон в первые минуты побега с места совершенного убийства.

Разблокировав телефон и открыв электронную почту я начал писать.

«Дорогая Лия.

Я очень сожалею, что вынужден тревожить тебя в таких условиях. Я попал в крупные неприятности. Я хочу, чтобы ты знала, что я не понимаю, что произошло. Я не понимаю, как я ввязался в это все. Я хочу, чтобы ты знала – я ничего плохого не совершал, я ничего не помню, но я уверен, что я не мог сделать то, в чем меня, возможно, обвинят.

Помни, я люблю тебя и очень скучаю. Я обещаю, что не позволю втянуть вас в эту историю. Я просто хочу, чтобы ты знала».

Я перечитал. Было написано криво и сбивчиво. Но, по-моему, посыл я обозначил. Надеюсь, Лия поймет, все что я пытался вложить в это короткое, бессвязное письмо.

Закурив еще одну сигарету. Я принялся за второе, не менее тяжелое письмо.

«Здравствуй, мама.

Я попал в неприятности. Меня могут обвинить в убийстве человека, которого я не знал. И хотя все доказательства могут быть против меня, я не помню, как все случилось – из моей памяти выпала дюжина минут. И, нет я не пил и не употреблял наркотики.

Откровенно говоря, я не знаю как это получилось, но я могу точно сказать, что в случившемся нет моей вины. Тем более, нет вашей вины. Что бы там ни было – не смейте винить себя и жалеть меня. Я надеюсь, что во всем разберусь.

Я люблю Вас, передай это отцу».

Тяжелое бремя грусти и щемящей тоски охватило меня, когда я дописал это письмо. Мне начало казаться, что эту безнадегу я смогу рассеять лишь укутавшись в теплый плед на старой кровати в родительском доме. Но эта мечта была столь же фантастична, как и мечта повернуть время вспять и не вставать с кровати этим утром.