Александр Кожинов - Отчёт №17—3

– Здравствуйте, уважаемые студенты! Сегодня речь пойдёт об одном из, пожалуй, самых ярких американских классиков – Эрнесте Хемингуэе! Хемингуэй в каждом своем произведении стремился отразить жизнь человека во всей его полноте, отрефлексировать сущность человеческого бытия. Похожей практикой, конечно же, занимался Михаил Михайлович Пришвин, не менее известный русский прозаик….

А дальше он всю лекцию рассказывал о Пришвине. Студентов это возмущало, но одна из студенток всех уверила, что ничего страшного в этом нет, ведь Пришвин куда важнее. Деканат был почти всегда закрыт или же студентам приятно отвечали: «Да? Да быть такого не может! Ну ладно, разберёмся. Спасибо». Но никто ничего не предпринимал. Все успокаивались, и к выпуску студенты уже смирялись с особенностями лектора. Ему же было совершенно безразлично, он даже не всегда замечал, что рассказывает снова о Пришвине.

По вечерам профессор готовился, учил наизусть все свои материалы, а на утро всё снова возвращалось на круги своя. Студенты привыкли и обычно занимались своими делами на его занятиях. В университете все за глаза его называли «Пришвинистом», коллеги тихо подсмеивались. Между преподавателями и студентами всегда была договоренность – если они чего-то не успевали выполнить, это можно было сделать во время пар пришвиниста. Он всегда замечал, что студенты его не слушают, но не хотел ничего предпринимать. Ему было достаточно просто рассказывать, а кому – не так уж и важно.

Этим вечером на полке он увидел и свою известную монографию. Он её часто читал и наслаждался собственными изречениями. Как правило, за чаем он хитренько улыбался и приступал к чтению вслух:

«Пришвин — чрезвычайно трудный писатель. Наравне с такими писателями как Бажов, Гайдар, Мамин-Сибиряк данный писатель относится к числу самых трудных авторов русской литературы. Невероятная символическая насыщенность его текстов создает принципиально иное мировосприятие и рецепцию образов данного произведения. Аллюзивные построения, наравне с другими сложными художественными приёмами, делают практически невозможным ситуацию множественности интерпретаций.

Тем не менее на современном этапе развития науки учёные многих гуманитарных специализаций делают определенные подступы к возможности текста быть интерпретируемым. Да и не только гуманитарных, как правило. Как показал анализ Ю. А. Злобина, теория диалога, введенная М. Бахтиным, оставляет белые пятна, которые уже пытаются осмыслить группы молекулярных биологов во главе с академиком С. А. Бурмистровым. Они попытались на микробиологическом уровне выявить типологические особенности каждого субъекта наррации. Их эксперимент оказался удачным, после чего учёные всего мира перевели их исследование на свои языки. Но так или иначе, полная интерпретируемость оказывается невозможным ввиду конфликта интерпретаций (Рикёр). Наслоение смыслов на смысл только один правильный, возможно в случае…»

На этом моменте кто-то позвонил в дверь, и учёному пришлось быстро спрятать книгу в кухонный шкаф. Это была Елена Юрьевна, сегодня был день снятия показаний с счётчика. Данные были сняты, дверь за ней закрыта, но настроения читать книгу больше не находилось. Сардар Серафимович долго думал, чем заняться ему этим вечером, но так и не определился. Тут он рискнул на опрометчивый шаг. Выбежал из квартиры и окликнул Елену Юрьевну. Сильно смущаясь, всё-таки предложил ей выпить с ним чаю и поболтать. Она несколько опешила, но согласилась.

– Так неожиданно, Сардар Серафимович, спасибо! – за чаем поблагодарила за приглашение Елена Юрьевна.

– Да бросьте, просто мне иногда бывает одиноко. Извините, если смутил.

– Ничего-ничего, у меня всё равно была только одна перспектива – смотреть очередную серию шоу «Женись!», тут хоть какое-то разнообразие! Вы не смотрите это ток-шоу?

– Ой, нет. Если быть честным, я такое ненавижу. Но у меня есть к Вам предложение!

– Какое? – в робком ожидании спросила Елена Юрьевна.

– Да вот я хотел Вам прочитать кусочек моей монографии, а Вы бы оценили?

Елена Юрьевна расстроилась, но решилась на эксперимент. Дослушав, она смотрела на ученого удивленными глазами.

– Вот это Вы умный конечно!

– Правда? – смущённо ответил Сардар Серафимович и продолжил.

– А как Вам? Стоит поменять «теорию диалога» на «теорию общения»? А может, слово «данный» слишком часто повторяется?

– Я буду с Вами честна. Я вот ни слова не поняла! Но впечатление сильное… – с влюблёнными глазами продекламировала Елена Юрьевна.

– Ладно, спасибо! Положить Вам с собой рогалик? – как бы намекая спросил он.

– Не, я еще посижу! – беззаботно сказала Елена Юрьевна.

Они пытались говорить, но не получалось. Сардар Серафимович рассказывал ей о своих конференциях, Елена Юрьевна о показаниях. Перешли на тему детей. Тут и вовсе поругались. Сардар Серафимович намекнул на время, она всё-таки ушла. Он снова остался один.

Тут ему вдруг пришла в голову смелая идея: а что, если ему устроить конференцию по творчеству Пришвина? С этой мыслью и уснул.

На утро он забыл об этой смелой идее и как ни в чём не бывало снова рассказывал только об одном важном человеке в своей жизни – Михаиле Михайловиче Пришвине, великом русском прозаике и публицисте.

– Мой голос невозможно слышать! Он такой высокий, что для мужчины не совсем прилично! – сказал Роман Григорьев своей подруге Инессе.

– Неприлично – это уж точно, я каждый раз рдею, как девочка! – ответила Инесса и стала медленно теребить пальцы ног.

Они сидели в кафе «Губа» с голыми ногами и осматривали все вокруг. Инесса жалела, что не обулась до того, как войти, Роман думал о голосе. Думал он и о том, что скоро подойдет официантка и попросит сделать заказ. Придётся говорить что-нибудь, а ему этого, конечно, не хотелось. Кроме того, ему было противно видеть, как в этом красивом кафе, совершенно не стыдясь, Инесса слюной вычищала свои ногти на ногах. Больше его беспокоило, что это могла заметить официантка.

Для своей пространной процедуры Инесса использовала не салфетки, а край белой накрахмаленной скатерти. Она так делала всегда, когда волновалась, но ничего поделать с этим не могла. Часто ей доставалось за это, потому как делала она это только в общественных местах. Дома у неё потребности не было, там было спокойно. Как только же она оказывалась в кафе или в кинотеатре, она срочно находилась и принималась чистить ногти на ногах. Романа это раздражало с самого первого дня их отношений. Тогда он подумал, что это просто минутная придурь, какую люди, сами того не желая, выкидывают на первых свиданиях. Но это не было одноразовой акцией и продолжалось уже четыре года. Вот и сейчас он сидел и думал, что его непременно заставят оплачивать накрахмаленную скатерть в черной грязи, но где-то в глубине души он надеялся, что никто не заметит сего инцидента.