Алексей Вилков - Psychica

– Нет. В том месте гораздо хуже.

– Утешили, – ерничал Максим. – Принесите что-нибудь перекусить?

Из-под кушетки выкатилась разъемная доска. Атлет указал дубинкой на пластмассовый стул. Рядом выполз поднос с пластиковой посудой, наполненной кашеобразной массой и голубоватой жидкостью.

– Ваш стол пока останется диетическим, а белок появится чуть позже.

– Хоть на этом спасибо! А вы кто будите? – приветливо спросил Максим. – Обстановочка напоминает бутафорский дурдом. Вы за психа меня здесь держите? Так, я, кажется, догадался. Вы санитар или медбрат? Так я тоже медик. Врач общего профиля, Максим Сергеевич. В прошлом общий хирург. Будем знакомы?

– В именной карте вы записаны как Никас-37. Скоро вам предстоит побеседовать с лечащим доктором. Уверен, вы поймете друг друга гораздо быстрее, чем остальные.

– Не понял! Где я нахожусь? Что значит, остальные?

– Это не в моей компетенции. Вопросы задайте вашим ассистентам. Я всего лишь отвечаю за общую безопасность. Можете пока спокойно поесть. Силы вам понадобятся. Приятного аппетита.

Он достал из кармана папку, что-то чиркнул в ней, проверил освещение и удалился.

– Никас тридцать семь? Точно квест! – прошептал Максим, осторожно раскрывая контейнер с кашей. – Лариса устроила сюрприз, или Бочкин прикалывается?

На вкус еда отдавала соей и была недосоленной, но отвращения не вызывала. В его состоянии любая пища сгодится. Жидкость в стакане напоминала воду, подкрашенную неизвестным реагентом.

Заморив червячка, он только разгорячил желудок, собираясь вновь тренировать кулаки и требовать объяснений. Вдруг появились две тени в санитарных масках, грубо взяли его за локти и уложили на кушетку, фиксировав грудь, шею и ноги кожаными ремнями, а в рот засунув тряпочный кляп.

Максим неумело сопротивлялся, но санитары как по алгоритму привели его в беспомощное состояние, затем щелкнули затвором, и кушетка покатилась на беззвучных колесах по коридору. Максим пялился на блеклые лампы, устав от переизбытка света, жмурился и терял сознание. Он рычал и пытался поднять голову, когда санитары прилепили ко лбу скользкий жгут.

Осталось смириться с уготованной участью. Еле–еле он улавливал неразборчивый гогот, фоновый шум, далекую болтовню, слабые вскрики и всхлипывания. Каталку закатили в лифт. Максим ощутил резкий подъем и перехват дыхания. Затем открылся следующий длинный отсек, и распахнулись двери операционной.

Каталку поставили в центре. Над ним наклонился пожилой человек с гладкой лысиной в круглых линзах, с коротко подстриженной бородкой и пронзительными зрачками, неимоверно узкими, но прожигающими насквозь. Он лично сорвал с него пластырь и вынул кляп.

Максим смачно отплевывался и выпучивал глаза.

– Вы здесь главный? С ума посходили что ли?

– Спокойно, мой друг, – произнес старик мягким голосом, светя в глаза тонким фонариком. – Постарайтесь вдумчиво отвечать на мои вопросы.

Сверху нависали широкий халат и белые перчатки. Сзади толпились кривые силуэты. Максим не мог разглядеть их, а только слышал, когда к профессору наклонялись тени в масках. Старик будто готовился к операции, ожидая, когда подадут скальпель.

Голову снова прижали, прилепив к вискам щекотливые датчики.

– Мягче, мягче. Не шевелитесь, – приказывал старик. Его подвижная мимика превращалась в гармошку. Кожа была непривычно гладкой, будто искусственной как в музее восковых фигур. Старик походил на зловещего гения, готового покромсать любого на органы, чтобы фильтровать экспонаты в формалиновых банках и делать бесконечные срезы, изучая метаболизм кислот и проведение нервных импульсов.

– Релаксанты готовы? – спросил он, подняв вверх крючкообразные пальцы.

– Да, – послышалось с боку.

– Начнем со стартовой дозы. В прошлый раз хватило пятьдесят миллилитров.

– Хорошо. Вводим.

В локтевую вену вонзилась игла. Под кожей что-то заскрежетало. Под солнечное сплетение влилась немая прохлада. Раньше Максим переживал наркоз. В возрасте восьми лет, играя в футбол на бетонной площадке, он сломал ногу. С жуткой болью и истекающего кровью его доставили в районную больницу с открытым переломом. Тогда операция прошла успешно. Кости срослись как на собаке.

– Чем я болен? – успел прошептать Максим, теряя дар речи.

– Скоро узнаем, – донеслось слева.

Максим почему-то не засыпал, а чувствовал себя невесомым, совсем перестав ощущать вес, словно выйдя из тела в состояние левитации, летая под потолком и наблюдая происходящее как бы со стороны, если бы не фиксация и отсутствие мотивации. Губы изображали растерянную ухмылку, будто его накачали веселящим газом. Он заметил перед собой набор резиновых электродов, полагая, что сейчас его ударят электрическим током.

– За что?

Ремни сжались сильнее. Черствый старик обхватил его плечи.

– Напряжение? Разряд!

Колкий удар по вискам, и цепочка молний пронзила мозг. Он повис в потоке нейронов. Следующий разряд заставил подпрыгнуть и вернуться, колыхаясь как привязанный за тарзанку.

– Удар! Еще удар! Напряжение?

Каждый последующий разряд переносился мягче. Перед Маликовым промелькнула вся жизнь, короткая, ненаглядная и острая, как жгучий мексиканский перец: утроба матери, путь через родовой канал, как он вгрызался в плоть и двигался головкой вперед, с ревом выпутываясь сквозь паутину труб. Стенки влагалища сокращались, помогали ему выталкиваться, а он испытывал ненависть, задыхаясь. На него обрушивался водопад из соленых вод, а могучая сила подталкивала его, бурлила и разрывала промежность, видя вдалеке свет. Он пережил второе рождение, как его взяли на руки, отрезали пуповину как последнюю связь с матерью. Дальше пронеслись пеленки и простыни, запах мочи, умывания, детский сад, прогулки с коляской, сердитый взгляд отца и вечно любящая мать, бессонные вечера, снег, катания на санках, рыбалка, первый школьный урок, продленка, столовая с котлетами на пару и пройденные классы. Затем фонтанной струей пронеслись институт, свадьба, медовый месяц, сложные операции, бессмысленные переработки, межпозвоночная грыжа, родительская дача в сосновом лесу, ссора с сестрой, материнские слезы, катание сына на роликовых коньках, нарядная Ульяна и салат «Оливье» в Рождественский вечер. Путешествие сквозь время закончилось где-то в будущем, когда он увидел себя на тридцать лет старше, значит, прожить ему придется долго, то есть он пока не умрет, значит, нельзя бояться.

– Никас – 37? – услышал он вкрадчивый баритон. – Вы атипично перенесли процедуру. По неизвестным причинам релаксанты на вас не действуют.

– Не действуют?

– Повторный курс пока противопоказан. Вечно у вас не как у людей.