Грег Айлс - Смерть как сон

Пока я фотографировала, а Кайсер и Ленц помалкивали, Уитон, воспользовавшись затянувшейся паузой, вернулся к своей работе. Он пододвинул стремянку к незаконченному сегменту картины, с трудом забрался на самый верх и стал наносить на полотно короткие, резкие мазки. Несколько раз в жизни мне доводилось находиться рядом с талантливыми творцами. И меня посещало при этом особое чувство. И сейчас, исподволь наблюдая за работой Уитона, я мучительно хотела направить на него объектив своей камеры. В конце концов желание стало непреодолимым, и я, еще не зная, как он на это отреагирует, сделала несколько снимков. Уитон заметил, что его снимают, но, похоже, не возражал. Я позабыла в ту минуту, что присутствую при допросе, и ощущала себя лишь фоторепортером. Минуты не прошло, как у меня закончилась пленка и пришлось лезть в барсетку за новой.

Уитон был фотогеничен. Вдобавок умел держаться перед камерой. Точнее, вел себя так, словно ее и не было. Я ходила вокруг него кругами и делала снимки, безмерно жалея, что они достанутся ФБР. Может быть – пусть не сейчас, а потом, – мне их отдадут? Я не сомневалась, что смогу опубликовать их.

Ленц и Кайсер отошли в противоположный конец комнаты и тихо совещались между собой. Я чувствовала, что они переключились на следующего подозреваемого – Леона Гейнса. Через пару минут я перехватила взгляд Кайсера, который жестом предложил мне закругляться. Я дощелкала пленку и подошла к подножию стремянки. Обычно я не обмениваюсь рукопожатиями с мужчинами, но тут мне захотелось изменить своим правилам. Я просто не решалась окликнуть увлеченного работой Уитона. На мое счастье, он сам спустился за свежей краской. Я коснулась его затянутой в перчатку ладони и с удивлением почувствовала, что рука у него мягкая и нежная, почти женская. Видимо, это тоже следствие болезни, вынуждающей его воздерживаться от физического труда.

– Спасибо, – сказала я.

– Вам спасибо, – улыбнулся он. – Мне было приятно познакомиться с такой симпатичной женщиной. – Он вдруг словно внимательнее ко мне присмотрелся. – Управление кадров ФБР весьма разборчиво.

– Я недавно сотрудничаю с этой службой. До этого была просто фотокором, – ответила я.

– Знаете… Заходите как-нибудь еще. Расскажете о своей работе. Я интересуюсь фотографией. Но гостей у меня в последнее время мало. Впрочем, я сам виноват.

– Постараюсь.

– Мистер Уитон, – подал голос Кайсер. – Искренне благодарен вам за помощь. Видимо, с вами еще захотят поговорить представители местной полиции. Разрешите совет: отнеситесь к этому и к возможным неудобствам, связанным со следственными действиями, с пониманием. Чем раньше они завершатся, тем быстрее вы вновь будете предоставлены самому себе.

Уитон вздохнул, словно уже предчувствуя «возможные неудобства».

– Мы также просим вас никому не рассказывать о нашем разговоре, – заметил Ленц. – Особенно аспирантам и студентам. Надеюсь, вы понимаете – таковы правила.

Художник поднял на него грустный взгляд. Он понимал.

– Всего хорошего, джентльмены, – сказал он, обращаясь к ним, а мне снова улыбнулся: – Всего хорошего, милый фотограф.

Кайсер уже двинулся было к выходу, но Ленц вдруг задержался.

– Чуть не забыл… У меня к вам еще один вопрос, мистер Уитон. Вот эта поляна – она реальна? Может, это вермонтский лес из вашего детства? Или вьетнамский?

Уитон ответил не сразу, словно раздумывая, а стоит ли.

– В моей жизни было несколько таких мест, – наконец отозвался он. – У них есть нечто общее. Сквозь призму этих полян на нас смотрит сама Природа. Какой бы плотной стеной ни стоял лес, меж стволов всегда видны просветы. Как бы стремительно ни несся ручей, это всего лишь ручей, а не наводнение.

– В ваших устах все это выглядит весьма мирно, даже идиллически, – заметил Ленц. – Однако при взгляде на вашу картину возникает иное чувство.

– Возможно, – сказал Уитон. – У меня разные картины. Природа не бывает злой или доброй, плохой или хорошей. У нее много лиц, но какой бы облик она ни приняла, ей всегда было и будет наплевать на человека.

– Согласен. И еще вопрос, если не возражаете.

Мне хотелось отвесить Ленцу пощечину.

– Леон Гейнс рисует исключительно женщин. Когда обнаженных, когда нет. Фрэнк Смит рисует исключительно мужчин. Почти всегда обнаженных. Не знаете случайно, доводилось ли ему рисовать обнаженных женщин?

Уитон не колеблясь покачал головой.

– Фрэнк обожает женщин, но только если они одеты.

Кайсер взял Ленца под локоть. Тот протянул было Уитону руку, но пожилой художник лишь вежливо кивнул ему и, повернувшись, направился к стремянке. Я мысленно аплодировала ему.

Мы втроем уже были в дверях, когда Уитон произнес у нас за спиной:

– Талия Лаво пишет женщин. Это важно?

Кайсер и Ленц как по команде обернулись.

– Но как мы слышали, она делает бытовые зарисовки, – удивленно проговорил Кайсер. – Вы имеете в виду, что она пишет картины с домохозяек?

– Нет. Ее документальная серия хороша, ничего не скажешь. Но на аспирантский конкурс она заявляла другие работы.

– Женщин? – тихо спросил Ленц.

– Да, и исключительно обнаженных.

– У вас есть эти картины?

– Нет, но у нее наверняка есть. Вы ведь собираетесь нанести ей визит?

Ленц и Кайсер переглянулись, как рыбаки, которые забросили сеть на карася, а выловили огромную жемчужину.

– Залезайте! Живо!

Из фургончика нам махал Бакстер. Кайсер и Ленц вышли из галереи слегка заторможенные, напряженно размышляя над последними словами Уитона, но в голосе Бакстера явно угадывалось нетерпение и они очнулись. Мы все влезли в тесный фургончик, из которого, казалось, выкачали весь воздух.

– Десять минут назад, – сказал Бакстер, – фургон Леона Гейнса был конфискован.

– Черт возьми! – выругался Кайсер. – Кем?

– Банком, которому тот не выплатил кредит. За фургоном приходили еще вчера, но Гейнс их выгнал. А сегодня служащий просто по-тихому открыл гараж, сел за руль и уехал, прежде чем наша доблестная полиция, следившая за домом, успела что-то сделать.

– Где фургон сейчас?

– Один из шерифов округа Джефферсон остановил его на бульваре Ветеранов. Сейчас фургон на шерифской стоянке и ждет наших экспертов. С банком мы уже договорились.

– Гейнс в курсе того, что произошло? – спросил Ленц.

– Да. В настоящий момент он, как водится, колотит свою подругу. Вопли разносятся по всей улице, а наша наружка любуется избиением через окно.

Ленц пораженно покачал головой.

– Он вооружен?

– Точно не известно. Но это Луизиана, – отозвался Кайсер. – Здесь у всех есть стволы. Что мы знаем о его подружке?

– Ее зовут Линда Напп. Двадцать девять лет. Официантка. Они вместе уже год. Время от времени разъезжаются, но потом съезжаются снова. Что будем делать? Пойдем к нему сейчас или обождем?