Виталий Ячмень - Необходимая цена

Игрушечный медвежонок, стараясь зацепиться за платформу подранной лапкой, упал на рельсы. Детский крик обрушился на головы пассажиров, собравшихся в это утреннее время на станции метро «Метростроителей».

– Коленька, я же говорила тебе, держать игрушку покрепче, – молодая женщина в сиреневом платье смотрела на медвежонка, покачивая головой. – Что же нам теперь делать?

Она огляделась по сторонам, намереваясь найти ответ на заданный вопрос, но около сотни человек оставались безучастными, продолжая заниматься своими делами. Её взгляд попал на парня, стоящего недалеко у них за спиной. Футболка, спортивные штаны и кеды – всё казалось большим на этом щуплом человеке. Он огляделся по сторонам, делая вид, что не понимает выпавшую ему участь, но, не найдя поддержки, показал большим пальцем назад.

Женщина проследила за движением и снова посмотрела ему в глаза. Её вопрос читался без слов: куда вы показываете?

– На сколько я знаю, сотрудники станции должны доставать упавшие на рельсы вещи. У моего друга была такая ситуация. Правда, он уронил шапку, но для них разницы быть не должно.

Парень засунул руки в карманы и оглянулся на эскалатор, уносивший наверх людей из прибывшего поезда. Кто-то из них скоро доберётся домой, покинув через мгновение станцию, а кому-то ещё идти на переход, отправляясь дальше по своим делам. Он завидовал обеим категориям пассажиров, ведь сейчас эта мамаша не смотрит своим сверлящим взглядом ни на кого из них. Её сын, удерживаемый за руку от прыжка за своим медведем, продолжал плакать, сняв с головы лёгкую кепку. У парня сразу возникла ассоциация с людьми, смотрящими в гроб или могилу – они также мнут вспотевшими руками шапки. Пару раз в жизни присутствуя на похоронах, он удивлялся этому автоматизму у собравшихся мужчин. Почти все они оголяли головы, словно действуя по команде. По лицам и движениям рук казалось, что собравшимся стыдно перед умершим. Возможно, кто-то спал с его супругой, а кто-то не вернул ему некую сумму денег и теперь стыдился своих мыслей о выпавшем шансе оставить их у себя. Кто знает, с чем это было связано, но мальчик стоял точно с таким же выражением лица, и кепка в его руке, понемногу перебираемая пальцами, была прижата к груди.

Женщина продолжала молча смотреть на своего собеседника. Парень почувствовал, как под её взглядом, у него что-то ломается внутри. Ну, хорошо, он сделает это. Но не ради неё и не ради её сына. Просто у него нет сил смотреть, как пацан стоит со своей кепочкой в руках, хороня плюшевого медведя.

– Если хотите, я могу сходить за ними. Здесь недалеко, – расплывшись в улыбке, он снова встретился взглядом с глазами женщины. Показалось, что вместо благодарности, в них светятся совсем другие слова.

«Наконец-то ты согласился. А я уже думала, придётся тебя уговаривать», – говорили замкнутые губы, расплываясь довольным пятном помады по лицу.

«Только бы не скривиться от отвращения…» – он развернулся на месте, стараясь забыть огромный рот мамаши-мальчика-на-похоронах. Вообще, нужно постараться поскорее забыть всю эту встречу. Сейчас он поднимется на эскалаторе наверх, поговорит с работницей станции и спустится на другом эскалаторе вниз. Спасительная техника высадит его с другой стороны от приставучей женщины, которой суждено превратиться в проблему станционных служб. Ничего страшного, десять минут ничего не испортят в его жизни. Хотя, если бы он не засмотрелся с пошлыми мыслями на девушек, стоявших почти у самого тоннеля, ушедший поезд уже нёс бы его навстречу обыденной жизни.

Парень чувствовал взгляд на своей спине. Он готов поклясться, что к нему добавился ещё один. Для того, чтобы понять, что мальчик смотрит с надеждой ему в след, можно и не оборачиваться – плач прекратился, а мамаша заговорила нарочито громко, чтобы слышали все:

– Видишь, Коленька, остались ещё настоящие мужчины, не то что твой отец…

Дальше он ничего не услышал, так как эскалатор понёс его вверх, навстречу спасению от женщины и её сына.

Несколько студентов, показывая друг другу фотографии на телефонах, проводили «спасителя» взглядом. Кажется, в их глазах присутствует насмешка. Ну и пусть. Спасение близко – всего-то в нескольких десятках метров.

Эскалатор, стремящийся вверх, резко остановился. Его собрат, несущий несколько человек вниз, поступил также. Новая партия пассажиров, пребывающая на нём на станцию, прокатилась вниз несколько ступенек. В тот момент, когда свет отключился, крик страха и удивления повисли в воздухе. Люди погрузились в непроглядную тьму. Парень, мечтавший о скорой встрече с работниками станции, приоткрыл рот. Несколько вспышек озарили пространство у его цели, и, почти мгновенно с ними, три взрыва сотрясли воздух.

Где-то плакал мальчик, так и не дождавшийся спасения своей игрушки. Кто-то звал полицию, угрожая расправой над неведомыми виновниками произошедшего. Люди не понимали, что произошло, но потеря привычного порядка отозвалась на всех одинаково – станция «Метростроителей» погрузилась в перемежаемый паникой ужас.

Он стоял на той же ступеньке, где его застала остановка эскалатора. Двигаться и сходить с места не хотелось. Надежда, что он скоро откроет глаза и окажется в своей постели, всё ещё тлела в груди.

Внизу были крики, а вверху, где ещё совсем недавно что-то взорвалось, царила почти полная тишина. Несмотря на сквозняк, несший вниз запах гари, капля пота стекала со лба на горбатый нос. Присев, Тимур Игнатьев, планировавший принять косвенное участие в спасении медвежонка, протянул трясущуюся руку к носу. Капля оставила на ней мокрый след. Показалось, что в размазанную по лицу влагу, добавлено что-то ещё. Оно было липким и скатывалось между пальцами. В темноте разглядеть незнакомую субстанцию не удавалось, но в голове кружила одинокая мысль, решившая всё за незрячие глаза – пепел или пыль от взрыва. «Это не пыль. Страх с потом прилипли к твоим пальцам, засев даже под ногтями. Эта субстанция – страх», – перепуганный мозг не оставлял шансов сохранить мужество и выдержку.

Тимур не слышал шагов позади себя. Лёгкие стоны и ругательства упавших людей казались естественными. Странно, но все эти люди также, как и он, продолжали находиться на своих местах. Неужели, их посекло осколками от взрыва? Тогда почему он не пострадал? Игнатьев аккуратно провёл рукой по голове. Коротко стриженные волосы привычно закололи в ладонь. Голова такая же липкая от пота, но это точно не кровь. Он помнил, как в юношестве упал с велосипеда и рассёк голову. Тогда же он заработал и два рваных шрама, до сих пор украшавших локти. Кровь, тёплая и вязкая, медленно стекала по вискам, капая на асфальт и разломанный велосипед. Нынешняя жидкость от неё отличалась не только на ощупь, но и на вкус. «Главное, что голова целая!» – любил говорить отец. Когда Тимур пришёл домой, притащив окровавленными руками велосипед, отец не смог вымолвить коронную фразу. Измазанное лицо сына вбило ком в горло родителя, остановив собою неуместные слова.