Натали Варгас - Cave canem, или Осторожно, злая собака. Книга первая

– Шарапа! – крикнул маркиз кучеру. – Ни в коем случае не слезайте с козел, а то все потеряем!

Хлыст Шарапы со свистом и щелчками прохаживался по физиономиям мужиков, облепивших повозку. Нападавшие, к счастью, оказались толпой бородатых оборванцев-лапотников, не знавших ничего о хорошем абордажном бое. Рука очередного разбойника упала под колесо, отрубленная вместе с увесистой дубиной. Раздался жалостный вопль.

– Господа! – крикнул маркиз. – Если не отступите, начну рубить головы.

Это был немолодой, но широкий в плечах человек. Он говорил, слегка шипя на букве «с», хотя остальные звуки произносил ясно и четко. Маркиз прижался спиной к двери экипажа, быстро наносил удары клинком, защищаясь дагой. Истошные крики товарищей остудили пыл нападавших. Они расступились, но не затем, чтобы позволить путникам уехать. Передышка была недолгой. Из толпы разбойников вперед выдвинулся высокий рыжий мужик со всклокоченной бородой, серыми, как сталь, глазами, в старой, но еще приличной шинели, с мушкетом в руке. По выправке он походил на карабинера. Путники поняли, что тот умел пользоваться оружием.

– Ваш благородь, – громко произнес рослый разбойник, – нам тока деньги нужны, и усе. Ни повозка ваша, ни провизия, ни одежда. Отдайте деньги, ради бога, а то порешим.

Мужики плотнее сошлись вокруг повозки. Предложение стоило принять. Хозяин экипажа вздохнул, приоткрыл дверцу, вытянул из-под сидения тяжелый бумажник в серебряной оправе и бросил в ноги разбойника.

– Я маркиз Авад де Конн, – произнес он, – клятвенно обещаю, что найду вас и поставлю на колени!

– Маркиз значиться? – зло усмехнулся рыжий мужик. – Тогда и перстенек тоже снимите-с, сильвопле.

Единственный перстень, обозначавший больше фамильную принадлежность к королевской семье, нежели богатство, сидел на мизинце правой руки поверх перчатки маркиза. Тот лишь повел бровями. Неподвижное лицо его не выразило ни злобы, ни досады. Лишь желваки проступили из-под темных скул, да глаза неприятно сузились. Перстень перешел в руки «карабинера» и, как бы это ни показалось странным, тот слово сдержал. Повозку с путешественниками отпустили.

– Я найду его, – процедил сквозь сжатые зубы маркиз де Конн, когда толпа нападавших растворилась за изгородью кладбища. – Найду и руки отрублю. По самые плечи.

Пансион для детей обедневших дворян, куда направлялся неудачливый маркиз де Конн, располагался на старой мызе, посреди густого леса, в нескольких десятках верст от Дудергофа. Это был особняк князя Камышева. Главное здание дома представляло собой широкое и основательное, как средневековый замок, строение. Пожалуй, это и был замок. Уже с расстояния в полверсты в сером полотне неба различались его черные шпили и высокие железные ворота с вензелями. Терраса перед зданием вдоль балюстрады охранялась бронзовыми скульптурами зверей. Более того, статуи животных украшали каждую дорожку просторного имения и являлись особой гордостью необычной коллекции князя Камышева.

Сам замок открывал нутро вестибюлем, двусветным центральным залом с хорами, мозаичными полами и фресками на сводах высоченных потолков. Любому посетителю обязательно приходило в голову, что все здесь окружено древними тайнами, страшными преданиями и жутковато-кровавыми легендами. Но мы остановимся на самой достоверной из историй о великих царства сего, то есть на истории о владыках Дома.

Первым из них числился сам князь Аркадий Дмитриевич Камышев. Этот необычный, но никем не знаемый старичок с рассеянным взглядом, по некоторым слухам, был членом масонской ложи или иной неизвестной, но непременно тайной секты. На людях он всегда появлялся в валашских гамашах, натянутых на турецкие сафьяновые сапоги, покрытый тяжелым восточным халатом поверх шелкового зипуна и неизменно во фригийском колпаке. Ему перевалило лет за семьдесят. С того дня, как померла его единственная дочь Валерия, двенадцать лет назад, голова старика стала быстро слабеть, да так, что если спросить про имена его детей, то он долго гадал между Алешей и Сашей…

Впрочем, князем мало кто интересовался, так как в действительности всем хозяйством заправляла его жена Прасковья Никаноровна, или в простонародье Камышиха. Пышная дама в средних летах с чрезвычайно властной натурой и неумолимо жесткой хваткой. Женился князь на ней по денежной нужде, а точнее, по причине полного кредитного упадка. Принадлежала она к купеческому сословию: разумеется, не чета дворянскому, зато состояние князя было спасено. Своих детей с князем Камышиха не нажила, так что время ее было всецело поглощено воспитанием маленьких, как она выражалась, «благородных подлецов неизвестного происхождения». Она создала целую сеть агентов из наиболее приближенных воспитанников, прислуги и приживалок, что собрались вокруг княжеского стола в числе более трех десятков. Все, что варилось в головах более чем пяти сотен обитателей пансиона, непременно доходило до тонкого нюха Камышихи, проверялось на вкус, цвет и готовность!

Следующей по значимости фигурой пансиона выходил Леонард Антонович Бакхманн, дворецкий ея светлости и надзиратель пансиона. Существо малоприметное, невысокое, пухловатое, но внешне ухоженное и до такой степени приятное, что аж челюсти сводило от внушаемой им сладости. Одевался дворецкий по немецкой моде и говорил, слегка картавя на лифляндский манер, чем еще более вызывал умиление Камышихи. Поэтому роль ему отводилась куда более обширная.

Далее можно поставить во фронт правителей внучку князя Камышева – Алену, благоуханную красавицу двадцати лет. Она приходилась дочерью той самой погибшей Валерии, в замужестве графини Димитровой. Увы, родители ее ушли в мир иной, когда мировоззрение маленькой барышни только приобретало форму. Без особого присмотра и дисциплины Алена снискала славу придумщицы и затейницы, каких свет не видывал! Что ни день, она придумывала, как разыграть кого-нибудь из жителей пансиона. Шутки были всякие. И веселые, и дурные. За это Камышиха не всегда жаловала сводницу, но терпела лишь по одной причине: Алена заправляла салоном на французский манер. Каждую пятницу она открывала двери особым посетителям. В ее салон приглашались знатные гости из невской столицы, дети господ из попечительского совета и покровителей пансиона, высочайшие представители городского управления. Это устраивало княгиню, поэтому многое молодой графине прощалось, как и двум ее приятелям. Первый и старший из них – Яков Оркхеим. Очень небольшого роста человечек, чей чахоточный вид усиливался узким лицом и огромными черными глазами. Тем не менее мсье Оркхеим являлся главой всей Алениной компании. Правда, он преподавал искусство и рисунок в пансионе, а значит, зарабатывал на хлеб своим трудом. Вторым вращающимся в притягательной орбите графини был Клим Тавельн, ее личный секретарь. Полноватый, но привлекательный по наружности и манерам, умница и прирожденный царедворец, Клим занимал особую нишу в общественном положении пансиона.