Данила Решетников - Мои глаза открыты. Станция «Сибирская»

– Я хотела сказать, что ты, без сомнения, тоже достойна играть за…

– Тоже достойна?! Нет, я ослышалась?! Ты сказала: «тоже достойна?» – голос у нее становился все более агрессивным, а жесты всеохватывающими. Остальные девчонки сидели молча, а некоторые, чувствуя значительную неловкость, и вовсе опустили свои хмурые головы. – Я забила на семь мячей больше тебя, отдала больше голевых передач, в каждой игре превосходила тебя во всех компонентах, а ты просто берешь и заявляешь мне, что я «тоже достойна»?! Нет, ну ладно Яна, она явный лидер и капитан, ведущий за собой коллектив, но ты! Ты даже на общем фоне не выделяешься!

– Может, им нужен игрок более созидательный… – отвечала я с дрожью в голосе, едва сдерживая напор.

Олеся противно исказила свою, и без того кривую, гримасу.

– Созидательный?! Лаврова, ты всего один матч провела в качестве капитана и у тебя совершенно поехала крыша? Я же сказала – у меня в разы больше голевых передач, чем у всех здесь, вместе взятых!

– Олесь, может, хватит? – вступила с очень строгим тоном в разговор Даша.

Для меня это стало приятной, завораживающей все точки моего тела, неожиданностью. Только сейчас, в этой паузе, мне удалось заметить, что Яны нет в раздевалке.

– Хватит?! Что хватит?! То есть, Даш, ты тоже согласна, что Лаврова у нас куда более перспективный вариант, да?

Внезапно, в прикрытую дверь за моей спиною, бегло постучали три раза. Все перевели взгляды и с неподдельным интересом смотрели на нее, жаждая продолжения. Я развернулась. В раздевалке воцарилась полная тишина. Спустя пару мгновений, в дверь постучали повторно. Девчонки замерли и, не моргая глядели в одном направлении. Видимо, удостоверившись, что заветного «войдите» никто не произнесет, неизвестный плавно приоткрыл занавес и из темноты появился утомленный Александр Валерьевич.

– Я не помешал? – спросил он в манере, свойственной не самой доброй его стороне. – Чего это все замолчали?

«Похоже, что он все слышал», – подумала я и опустила голову ниже. Исподлобья мне было видать, что остальные барышни проделали то же самое.

– На тренировку выходим! – продолжал более сурово наставник. – Лиза и Олеся идут со мной. Остальные в зал.

Увидев, что все по-прежнему не двигаются со своих мест, будто намагниченные иголки, пристыв к аноду, Валерич рассвирепел.

– Чего сидим?! Марш, говорю, на площадку!

Заметались. Шумно. Я с тревогой поднимала свой постыдный пугливый взор, в надежде, что Александр Валерьевич уже ушел, но тщетно. Взгляд наставника, точно бортпроводница на выходе из вагона, поймал меня за руку и настойчиво попросил предъявить билет, которого я не брала.

– За мной, Лаврова, – произнес он вполголоса и сразу же двинулся к выходу.

Я растерялась. В панике, мне никак не удавалось найти свободной кабинки, чтобы оставить там сумку и пуститься вслед за наставником. Только когда почти все девчонки уже покинули раздевалку, долго копошившаяся, в своих вещах, Настя медленно подошла ко мне, красочно улыбаясь, забрала рюкзак и молча указала своими крохотными зрачками на выход. Я глянула в ее озорные глазки грустно и отстраненно, а она, в свою очередь, топнув одной ногой и вытянув губы в струну, сделала повторное указание. «Мне и в первый раз было предельно ясно, чего ты от меня хочешь», – не решилась сказать я ей вслух и, устало выдохнув, бросилась вдогонку за тренером.

Вышла из раздевалки. Прикрыла дверь. Весь этаж был как на ладони. Рядом лишь длинная лестница, и, слабо доносящееся с ее верховины, эхо девичьих криков. Не раздумывая подолгу, я поскакала вверх по ступенькам, предполагая, что недовольный наставник ушел к себе в кабинет. За лестницей меня ждал вытянутый, постепенно темнеющий, коридор. Я шла по нему подавленная, разбитая, косилась на, неравномерно размазанную по стенам, свежую краску цвета хаки и горестно размышляла о том, что радостью тут и не пахнет. Мама всегда говорила, что у любой медали есть две стороны. А я и не понимала, о чем она, казалось, так нелепо твердит. «Теперь, похоже, что понимаю», – подвела я черту, остановившись в шаге от, распахнутой настежь, двери того самого, забитого под отказ кубками и грамотами, кабинета.

– Заходи, Лиза, – очевидно увидав мою тень, упавшую на свет, исходящий из тренерской, произнес Валерич немного громче обыденного своего тона.

Я вздрогнула, но медлить не стала. Ноги выполнили пару несложных движений, и моему взору открылась картина преуспевающего мафиози и его протеже. Наставник вальяжно расположился в своем кожаном кресле, а Олеся стояла напротив, оценивая меня отвратным пристальным взглядом. Я зашла внутрь и поравнялась с ней, после чего Валерич демонстративно облокотился на стол, издавая при этом какие-то странные звуки, и возмущенно начал взирать, сначала на меня, а затем на моего оппонента.

– Ну и что у вас стряслось, девочки? Шкуру неубитого медведя решили публичным образом поделить?

В ответ раздается стопорное безмолвие. Я лишь пожимаю плечами.

– Вы поймите, – добавлял он с открытой жалостью. – Олесь, ты в частности. Стремление ведь порождает готовность к огромным трудностям. Нужно быть сильными, девки, и каждый день доказывать это! Огонь в одном сердце может разжечь пожар гигантских масштабов! Но если этот огонь погаснет, зажечь его снова будет чрезвычайно трудно.

Повесив голову, Олеся подхватила со стола ручку.

– У меня больше не будет такой возможности, – тихо сказала она.

– С чего ты взяла?

– С того, что такие шансы выпадают раз в жизни. И я во всем превосходила Лаврову. Почему выбрали ее?

Валерич посмотрел на меня, прикусил губу и забрал свою ручку обратно, оставив моего ненавистника с застывшим яростным взором.

– Я не знаю, Лесь. Это целиком и полностью их решение. Я здесь никакого участия не принимал, – оправдывался наставник, нервно постукивая о столешницу инструментом для написания. – И потому считаю, что тебе просто нужно порадоваться за свою подругу и, ни в коем случае, не унывать. А впереди, с твоими – то амбициями, у тебя самая, что ни на есть, чемпионская карьера. Я тебе обещаю.

– Ага, конечно. Пусть родители за нее радуются. Лаврова молодец! Лаврова лучше всех! Лаврову ждет успех! – с тошнотой в заряженном воздухе, прорычала, сквозь зубы, Олеся и, решительно развернувшись, в истерическом темпе покинула расположение кабинета, хлопнув дверью, что было мочи.

Мы с Валеричем рефлекторно зажмурились.

– Она успокоится, – тягостно проронил он.

Я глубоко вздохнула.

– Надеюсь.

* * *

Через десять минут зал был переполнен юными гандболистками. И по иронии казалось, что кислорода здесь стало гораздо меньше. Дышать труднее. Двигаться в разы тяжелее. Мои ноги будто прикованы к громоздким свинцовым гирям и я, словно каторжник, волочила их друг за другом. В прогулочном дворике. В полосатой бесформенной робе.