Евгений Матерёв - Музеи… или вдохновляющая музыка The Chemical Brothers

С насторожённостью оглядывался наш герой на смотрительницу. Вскоре выражение лица нашего героя сменилась на удивлённое. Словно продолжая тему Японии, из глубин Николаевского зала, как из параллельной вселенной, откуда ни возьмись, мягко въехал экскурсионный автобус. Свет его фар заблистал в мраморе стен и коринфских колонн – можно впасть в иллюзию, что это не интерьер зала, а фасады зданий с застеклёнными аркадами.

Едва не задев хрустальные подвески люстры, машина, качнувшись, останавливается. Двери открываются, и на наборный паркет ступают японские туристы. Выходя из автобуса, они сразу же обращают своё внимание на парадный портрет Николая Первого. Но один турист отделился от общей группы и, завидев Александра, направил на него объектив фотоаппарата. Сработала неправдоподобно яркая вспышка и ослепила вандала.

Когда ослепление прошло, Александр долго не мог понять, куда он перенёсся:

«Такого зала в Эрмитаже нет! Уж я-то точно знаю!»

Да, это правда – нет! Эрмитаж совсем разошёлся и решил потравить нашего хулигана в залах Русского музея.

Интересно, чего же не хватило Эрмитажу?

Огромные картины Айвазовского – «Волна» и «Девятый вал» – перед взором Александра. Словно с сожалением смотрит на его маленькую фигуру Иисус с брюлловского «Распятия».

Сверкнула молния над Помпеей, коротко осветив участок вокруг картины. После этого Александр почувствовал, как пространство начало наэлектризовываться.

Волны на полотнах на мгновение продолжили свой бег и снова застыли на месте.

«Показалось…» – подумалось Александру.

Он отвёл взгляд от картин, но боковым зрением видел, что волна вновь ожила и снова застыла – стоит только посмотреть в их сторону.

«Надо валить отсюда», – резонно подумал наш герой, и правильно подумал.

Больше не думая играть с ним в кошки-мышки, огромный поток воды хлынул из картин в зал.

Забурлила вода, запенилась. Скамьи, стоящие у картин, пришли в движение. Мраморные подставки со статуями содрогнулись от напора воды, закачались. Волны подхватили бегущего к выходу Александра, и он в полной мере ощутил то, что чувствуют герои картин. Его засасывала то одна воронка, то другая. Потом он всплывал, судорожно хватался руками за скульптуру, но сила стихии снова тянула его на дно. Александр рвался наверх, глотнуть воздуха – тщетно.

Он тонул всё глубже; видел, как лучи солнца проникали сквозь застеклённую крышу зала. Ему показалось, что прошла целая вечность, пока он слушал стук своего сердца, пока шёл ко дну и любовался этими лучами, расщепляющимися в водной толще.

От этой апатии Александра отвлёк вид проплывающих в чаще световых столбов русалок из картины Репина «Садко».

Под звуки арфы Александр, похоже, погружался в сон, и в этом пограничном состоянии, будто грёзы, ему виделись прекрасные девушки: то блондинка мягко улыбнётся ему, то надменная брюнетка опалит своим взглядом, то рыжая наведёт на бесстыжие мысли – их тела виделись Александру такими эргономичными для его объятий…

Водное пространство насыщалось солнечными бликами от чешуи русалок, и Александр снова был ослеплён.

Через мгновение он пришёл в себя и обнаружил, что лежит на полу, в луже воды. Рядом билась о паркет небольшая рыбёшка.

С неё его внимание переключилось на ожившую скульптуру Врубеля «Голова демона», поющую всё те же строки – «Can your hear me now, сan you hear…»

Она неожиданно замолкла на полуслове, закатила глаза. Из поникшей головы повалил густой дым – демон-чревовещатель стал покидать свою гипсовую оболочку.

Мятежный дух начал раскрываться перед Александром. По всему залу, как воронья стая, стали метаться тени, нагнетая обстановку.

Густая шевелюра демона делала его похожим на Медузу Горгону. Неотрывный взгляд огромных грустных очей был направлен в себя – демон, казалось, не видел Александра. Но змеи страха в душе вандала всё равно заставляли его пятиться к выходу. Весь дрожа от страха, он ринулся в сторону дверного проёма. В другом зале наш герой чуть не налетел на фотографа Шерлинга, сошедшего с портрета авангардиста Анненкова. Боясь задеть его, Александр споткнулся и в который раз оказался на полу.

Обернувшись, он мельком рассмотрел мужчину: черная шляпа, круглые очки и клетчатый костюм. Что-то было у него с лицом неправильное – какое-то оно гранёное, бликующее, как и стёкла очков.

Подумать над этим феноменом Александр не успел, так как был снова ослеплён – рядом с клетчатым сработала вспышка фотоаппарата.

Пластинка даггеротипа запечатлела Александра, за которым тянулся шлейф из чёрных теней.

Александр, щурясь от света яркой лампы, оглянулся. Белые полотнища, служившие ширмой, странно смотрелись на фоне позолоченных колонн и балкона с балюстрадой.

В дальнем углу огороженного пространства, вокруг стола к чему-то готовились люди в белых халатах – они спешили.

Сфокусировав взгляд, Александр увидел перед собой блеск хирургических инструментов – его как холодной водой окатило. Дополнительный эффект доставили мучительные стоны, которые донеслись из-за белых занавесок. Наш путешественник во времени мигом соскочил со своей лежанки и, не раздумывая, ринулся к ширмам.

Большой Гербовый зал Эрмитажа, превращённый в годы Первой мировой войны в операционную, открылся его взору; хотя сразу так и не сообразишь.

По обе стороны прохода тянулись ряды ширм, которыми зал был поделён на несколько помещений. Большая мраморная чаша на перекрёстке была заставлена какими-то коробками.

«Теперь-то куда бежать?» – спросил сам себя Александр, приостанавливаясь.

Через дверной проём он увидел, что Пикетный зал заставлен койками; на них лежали раненные. Сестра милосердия подошла к одной из них и встретилась взглядом с Александром.

За время всей, с позволения сказать, экскурсии, это первый такой взгляд: теплый, человечный…

Стало так спокойно на душе – словно смотришь на старую фотографию.

Эту идиллию прервал ужасающий грохот; всё кругом пошатнулось, содрогнулось. Александр кинулся на пол. В падении он увидел, как операционную заволокло тучей пыли. С потолка обрушилась большая люстра. Он обернулся, чтобы ещё раз посмотреть на сестру милосердия, но той уже не было. Как не было и коек и ширм.

Пыль начала оседать, и до сознания стали доходить звуки блокадного Ленинграда: свист снарядов, отдалённые взрывы, залпы зенитных орудий. Холод сковал всё тело.

Посреди огромного зала Александр смотрелся как воплощение героического Города, отделённого стенами от всей страны.

Послышались тяжелые шаги. В окнах появилась чья-то огромная фигура – какой-то великан проходил вдоль фасада. В брешь, которая появилась от фашистского снаряда, заглянуло лицо из серого гранита.