Павел Трушников - Миров двух между

Почему из всех возможных я выбрал именно кандидатуру Глухих? Наше знакомство фактически ограничивалось теми двумя неприятными днями в конце июня 2005 года. Но у Анатолия Ивановича была еще и собственная служебная репутация «правильного мента». Даже в криминальном мире Тобольска многие отзывались о нем с неподдельным уважением, как о настоящем идейном сыскаре, для которого неприемлемы преступные методы работы.

Не сказать, что Анатолий Иванович отнесся к моей просьбе с большим интересом. А когда я завел разговор о месте где встретиться, то он сразу сказал о своей занятости, и что если у меня есть нужда, то он готов меня выслушать в своем уже знакомом для меня кабинете. На это, как говорил один киногерой, начали терзать меня смутные сомнения. Как-то не хотелось мне прийти одному в УВД и потеряться там, в неизвестном направлении.

Я поинтересовался у Глухих, знает ли он о том, что прокуратурой выносилось постановление о моем розыске. На что он ответил, что слышал об этом давно, в памяти это отложилось смутно, но вот то, что я не числюсь в списке разыскиваемых по УВД, он знает точно. Мол, список этот висит у него перед глазами и моей фамилии там он не наблюдает. И добавил, что если я чего-то опасаюсь, то он мне дает гарантии, подкрепленные словом офицера, что на территории УВД я буду в полной безопасности. Не поверить подобному заявлению было бы невежливо с моей стороны.

Спустя несколько часов я сидел в кабинете Глухих и в деталях рассказывал ему всю историю от начала до конца, включая известные фамилии его коллег, которых имел основания считать причастными как к организации фикции с вымогательством у моего бывшего тестя, так и к другим преступлениям, связанным с этим делом, и, кстати, напрямую относящимся к компетенции отдела Анатолия Ивановича. В процессе моего рассказа он что-то спрашивал и уточнял, но в целом на протяжении более двух часов очень внимательно меня слушал. После того, как я закончил, он подытожил мое повествование очень интересной фразой, что все слишком невероятно выглядит, для того чтобы быть выдуманным.

Высказал я и свои подозрения в настоящем, что впереди меня ожидает нечто не совсем приятное или вовсе уж неприятное. Но что бы не случилось со мной, хочу чтобы потом вся изложенная мной информация помогла изобличить истинных злодеев.

На том мы и закончили нашу беседу, и Анатолий Иванович любезно проводил меня до выхода из УВД. Появилось некоторое облегчение от осознания того, что теперь кто-то еще кроме меня знает все целиком и полностью.

Развязка всей этой истории обозначилась в начале сентября того же 2007 года. Моя дочь Дарина пошла в первый класс и, как это обычно бывает, первого сентября в День Знаний у нее был «первый звонок». На этом школьном культурно-массовом мероприятии кроме меня и супруги присутствовали моя мать и мой старший брат. И видимо работникам ОБОП было очень некомфортно от нашего семейного праздника, что они решили его испортить.

Среди присутствующих я с самого начала заметил неприятно знакомые мне лица, но на свой счет это не отнес. Любой может иметь своего ребенка или, скажем, племянника, который пошел в первый класс. С кем-то, помню, я даже скупо поздоровался ради приличия. И уже к концу торжества ко мне подошел Леша Субарев, оперативник ОБОП, а по совместительству мой бывший одноклассник, и сказал, что мне необходимо проехать с ним в их отдел. Я, конечно, возмутился, но он буквально схватил меня за руку и потащил к выходу. Устраивать конфликтную сцену в школе мне не хотелось, поэтому я решил выйти с ним на улицу. Но там уже поджидал Сережа Новоселов с еще парочкой коллег. Вот он уже сказал, что мне придется поехать с ними, либо они применят силу, чем не оставил мне выбора. Но в принципе я был спокоен, оставшиеся в школе родственники видели, как и с кем я ухожу.

Хочется сказать пару слов о своем однокласснике Алексее Субареве. Я до сих пор не могу понять, как он стал работником ОБОП. Еще с начала 90-х он начал «колоться», был наркоманом с многолетним стажем. И даже в том самом 2007 году состоял на наркоучете в местном диспансере, это ради интереса я проверял позже. Возможно он был тогда всего лишь стажером в ОБОП, но по большей части это сути не меняет.

После приезда в отдел меня попросили спокойно посидеть в холле под присмотром дежурного и подождать. Наручниками меня не сковывали, личные вещи не забирали, насилие не применяли – чего не было, того не было. Пока я отдыхал на диванчике, со своего телефона отправил несколько смс родственникам и близким о том, где именно я нахожусь.

Примерно через час Новоселов и Субарев посадили меня в машину и привезли в УВД, где на двери кабинета начальника угрозыска я с удивлением обнаружил табличку «Билан Дмитрий Александрович». И было ощущение, что хозяин данного кабинета искренне рад меня видеть.

За полтора месяца до этого, будучи на этом же этаже, я не обращал внимания на другие кабинеты, когда целенаправленно шел к Глухих. В беседе с ним тоже ни разу не промелькнуло имя Билана или же упоминания про непосредственное начальство. А, оказавшись у Димы в кабинете, у меня как-то не укладывалось в голове, что два года назад он бегал простым опером под руководством Анатолия Ивановича, а сейчас, получается, стал его начальником.

Билан был довольно приветлив, предложил выпить кофе и подождать следователя Рахимова, который должен подъехать и решить, что со мной делать дальше. Особого выбора у меня, конечно же, не было. Но я сразу сказал Диме, чтобы для экономии времени он сразу вызвал адвоката Кучинского.

Потом в процессе непринужденной беседы на отвлеченные темы, Билан спросил у меня, в курсе ли я, что нахожусь в розыске. На что я не мог удержаться и не ответить цинично, что слышал нечто такое, но каких-либо подтверждений этому не имею, а более того, если уж я действительно почти два года нахожусь в розыске, то получается, что Димин отдел просто отвратительно работает. Билана это задело, и он уже без иронии сказал, что мне же хорошо известно о том, что меня никто не искал. На том мы и закончили эту тему.

Появившийся Рахимов констатировал, что будет оформлять протокол задержания. Я само собой поинтересовался, какие есть для этого основания. На что он, можно сказать, ничего внятного не ответил. Упомянул про показания осужденного Игнатова, но я ему тут же напомнил про то, что Игнатов давал в суде другие показания. Тут Рахимов сделал удивленное лицо, мол, про другие показания в суде ему ничего неизвестно. Соврал, конечно же, он откровенно – уже после суда он как минимум дважды посещал Сережу в тобольском ИВС и убеждал подтверждать показания августа 2005 года.