Елена Олина - Если друг…

Через три дня родилась фирма «Микс», и началось восхождение группы друзей и товарищей к вершинам успеха. Пиковой точкой этой вершины, казалось, стала совместная поездка в коттедж, но судьба рассудила иначе, и сразу после покорения пика друзей ждало падение в бездну безумия и ужаса…..

– Как ты?– тихий вопрос мужа вытащил Леру из омута воспоминаний как раз в тот момент, когда память пыталась предательски подсунуть воображению самые ужасные минуты. Но почему-то вместо благодарности Лера испытала приступ ярости: спокойный Илья казался ей полной размазней, и вместо желания поплакать на плече надежного человека один вид мужа вызывал чувство отвращения и необходимости наговорить ему множество гадостей.

– Как я? – сквозь зубы процедила Лера,– Я только что потеряла любимого человека! Так как же я могу себя чувствовать? Наверное, я совершенно счастлива!.....Извини….– и выскочила на улицу.

Шагая по тропинке в глубь леса, девушка не испытывала ни беспокойства, ни страха. Где-то глубоко в душе теплился огонек надежды на то, что еще возможно на этой вот самой тропинке увидеть знакомый силуэт… Ноги сами принесли ее к злосчастному сарайчику.

Дверь была открыта. Все существо Леры захлестнула волна уверенности в том, что все обошлось, и они фатально ошиблись, но, слава Богу, в лучшую сторону. Голос разума, вопивший, что дверь, запертая снаружи на амбарный замок, может быть открыта только снаружи, был проигнорирован. Лера осторожно переступила порог, постояла несколько минут, чтобы глаза смогли привыкнуть к темноте, и двинулась вглубь постройки.

Все было точно так, как отпечаталось в ее памяти в тот момент, когда они покидали сарай: хаотично разбросанные предметы, и, самое главное, посередине накрытое старым клетчатым пледом тело. О том, что под пледом находилось именно тело, свидетельствовала выглядывающая из-под пледа нога в черных джинсах, обутая в черный кроссовок. Эта нога намертво врезалась в память Леры картиной, символизирующей мгновенную смерть всех надежд.

Пошатываясь, девушка вышла на свежий воздух и подняла к небу наливающиеся слезами глаза. Мир был разрушен человеческой ногой в темных джинсах и черном кроссовке… Стоп! На Сереге в тот вечер были светло-синие джинсы и белые кроссовки…!

Получается, что под пледом не он! А кто? Кто тайком пришел ночью, отворил дверь и улегся на месте Сереги? А где тогда сам Серега? – эти вопросы пробудили в душе девушки безотчетный ужас, который через пару секунд совершенно неожиданно уступил место такой беспросветной тоске, что захотелось подобно волку завыть на ухмыляющуюся с неба луну.

Хруст ломающейся под ногой ветки отвлек внимание от грустных мыслей. Всмотревшись в предутренний сумрак, Лера увидела очертания до боли знакомого силуэта …

– Аааааааа!– только этот звук и смогла издать она под воздействием шока.

– Уходи, – слабый, еле слышный голос, кажется даже, будто это шелест ветра,– Беги!-

И она побежала, только не прочь от этого места, а вперед, прямо на голос, всей душой желая еще хоть раз увидеть родное лицо. Она была настолько одержима этим желанием, что совершенно забыла о своем нахождении в лесу, и, разумеется, не заметила сучковатый куст в человеческий рост высотой, угрожающе преградивший ей путь. Игнорирование этого препятствия стало роковой ошибкой…

Острая крепкая ветка, словно, игла пронзила широко раскрытый глаз девушки и мгновенно вошла в мозг, подарив Лере мгновенную, безболезненную смерь. Тело по инерции пробежало еще несколько шагов, упало, споткнувшись о корень, пару раз дернулось в конвульсиях и затихло навсегда…

И в этот момент из мрачного предрассветного лесного сумрака раздался леденящий душу стон, полный животной ярости, сливающейся с беспросветной тоской…….

Вот уже и ночь подходит к концу….Первая ночь без Сереги… Даже представить сложно, что больше я его не увижу, просто даже не смогу на него посмотреть. Когда я увидела, что с ним сотворили, думала, мое сердце разорвется в тот же миг на мелкие кусочки. Твари! Никогда не смогла бы подумать, что с виду такие милые и душевные люди смогут настолько синхронно открыть самые черные глубины своей сущности. В людях я разбираюсь очень хорошо, вернее, думала, что разбираюсь. Но, оказывается, ошибалась…

Своего двоюродного брата помню еще очаровательным трехлетним крошкой с пухлыми щечками и совершенно белыми волосами. Тетя Надя, его мама, привозила Сережку на новоселье в коттедж, который мы построили вскоре после того, как моя мать открыла стоматологическую фирму. Мне тогда было 10, и я часами занималась с очаровательным малышом.

Следующая наша встреча состоялась спустя 17 лет. Я с трудом узнала в стройном черноволосом красавце того пухленького блондинчика, которого вспоминала с трогательным умилением. На тот момент я сделала неплохую карьеру в телефонных продажах, и после нескольких часов семейных посиделок с расспросами и рассказами о состоянии дел, получила от Сереги заманчивое предложение. Брат собрался организовать фирму, и человек с таким опытом в продажах был ему жизненно необходим. Я обещала, что подумаю, и в итоге через месяц, уладив дела в Москве, мчалась в Петербург навстречу новой жизни.

Не смотря на трудности в виде долгих мучительных поисков подходящей квартиры, подстерегавшие в начале этой самой новой жизни, я ни разу, ни на секундочку не пожалела о том, что бросила свою размеренную уютную московскую жизнь и перебралась в Петербург. Сам город поразил своим величием и каким-то возвышенным спокойствием. Даже людская суета в часы пик, по сравнению с московским людским «муравейником», навевала ассоциации с некоей замедленной съемкой. Словом, Питер совершенно очаровал меня, и обычная проверка «на прочность», проводимая этим городом для новичков, была мной пройдена с легкостью.

В рабочий ритм я влилась легко и быстро, радовало все: уютное рабочее место, молодой быстро сдружившийся и ставший практически семьей коллектив, быстрый рост доходов, и ощущение своей значимости, так необходимое каждому человеку. Я смогла бы в тот момент назвать себя счастливым человеком, если бы не личная жизнь, которой не случилось. Моя личность, все детство и юность прообщавшаяся практически с одними мальчишками, воспринималась представителями мужского пола исключительно в качестве «своего парня», с которым запросто можно обсудить и футбол, и баб. Это периодически подвигало меня на тонкую грань с депрессией, и спасало только то, что в режиме аутотренинга в мозг впечатывалась аксиома о более надежном общении с понравившимся человеком именно в качестве друга. Поскольку я всегда отличалась натурой крайне влюбчивой, существование в состоянии неразделенной любви вошло к тридцати годам в прочно устоявшуюся привычку.