Дмитрий Болотин - Лабиринт

В полпервого я уже сидел в бизнес-лонже аэропорта, пил кофе и отвечал на ноутбуке на наиболее важные письма, пришедшие за вчерашний день, как друг позвонила Вера.

– Алло, Андрей, привет! Ты где?

– Привет, Верусь! Я уже в аэропорту, прости, что пришлось уехать. Как ты себя чувствуешь? Выспалась? Во сколько встала?

– Да только что проснулась. Проспала более семнадцати часов. Олег сказал, что ты вчера заходил. Прости, что не проснулась. Мне жаль, что мы так и не попрощались.

– Не переживай, в любом случае скоро увидимся. Ты себя хорошо чувствуешь?

– Да, всё в порядке. Гораздо лучше, чем вчера. Олег даёт мне таблетки – они помогают.

– Хорошо. Я в ближайшие пару дней возможно буду недоступен, но на следующей неделе можем поболтать по видеосвязи.

– Договорились, я позвоню. Целую!

– Пока.

Её звонок пробудил во мне ужасные воспоминания о вчерашнем дне, о котором я не вспоминал с самого утра. Как же так всё получилось? Я же убил собственного брата! Я убийца. Но ведь это была самооборона: мне пришлось сопротивляться, иначе он бы убил меня! Он пытался переехать меня машиной, а когда ему это не удалось, он решил меня застрелить! В голове снова вспыхнул звук ревущего мотора, тошнотворный запах горящего масла и ствол ружья, приставленный ко лбу, безумные глаза Игоря и хруст костей его черепа. По коже пробежали мурашки, и подкатило чувство тошноты.

Я всегда думал, что смерть человека – это событие, которое меняет всё, но после его смерти ничего не изменилось. Когда он умирал, люди, сидящие в его квартире, накрывали на стол и затем ели приготовленные Верой салаты и вторые блюда, выпивали и обсуждали свои дела. После того, как он скончался, они продолжили жить своей жизнью и, возможно, лишь иногда теперь задумываются над тем, что его нет, сидя на своих работах и исполняя свои служебные обязанности, приходя домой и смотря телевизор. О чём, интересно, в этот момент думал Игорь? О чём он думал утром вчерашнего дня? Какие он планы строил на будущее? На сегодня? Мог ли он представить с утра, что через несколько часов он будет мёртв и что ни одному из его планов на будущее не суждено сбыться? Мне казалось, что если человек умирает, то вся временная шкала мира делится на то, что было до его смерти, и на то, что после. Но когда он умер у меня на глазах, я не ощутил ничего подобного. Я даже не знаю, в какой момент его не стало. Умер ли он после того, как я вторым ударом молотка загнал его нос в область мозжечка, или лишь после тех судорог, которые охватили его в конце? Его смерть была настолько незначительна, настолько обыденна для всего происходящего в тот момент, что остановка его сердца была равносильна остановке поршней двигателя внутреннего сгорания в момент нажатия кнопки «стоп». Неужели так будет и тогда, когда умру я? Что если бы вчера Игорь меня пристрелил? Если люди в этот момент ехали бы за рулём, то они продолжили бы ехать туда, куда планируют. Если бы они в этот момент жевали кусок мяса за обедом, то продолжили бы его жевать, затем проглотили, запили водой, чаем или вином, вытерли салфеткой рот и пошли по своим делам. На работе в первое время Паша с Алиной прекрасно справлялись бы без меня, а затем, думаю, в течение двух недель на моё место поставили кого-либо другого, и всё продолжилось так, как будто меня никогда и не было. Насколько ничтожна жизнь отдельного человека, что её исчезновение ничего в этом мире не меняет? Неужели действительно ничего не изменится? Сегодня меня могло бы уже не быть и что я бы после себя оставил? Кажется, ничего стоящего. Мне даже сложно представить то, какие бы добрые слова обо мне сказали те, кто собрался бы на моих похоронах, если отбросить формальное выражение сожаления и оставить только искренние мысли? То, что я хорошо работал? То, что я оставил своей бывшей жене квартиру? Да и пришла бы она на похороны?

Я огляделся по сторонам и вдруг осознал, что мужчина в костюме, сидящий за соседним столиком и читающий новости на планшете, так бы их и читал, будь то место, на котором я сижу, сейчас пустым. Официантка всё так же наливала бы шампанское тем двум девушкам, которые сидят в десяти метрах от меня, а самолёты взлетали бы и садились по расписанию. Саша наверняка всё так же собирался бы улететь в ближайшее время на самолёте в Мурманск, чтобы оттуда поехать на обсуждение сделки. Если после моей смерти ничего не изменится, то равносильно ли это тому, что меня уже нет? А может, меня ещё и не было?

– Здорово, Андрей! – воскликнул с улыбкой Саша, зайдя в зал и раскидывая руки для того, чтобы обнять меня.

– Привет! – я встал, чтобы поприветствовать его. – Как же я рад тебя видеть!

Саша сжал меня так, что хрустнули позвонки между лопатками. Со стороны он напоминал огромного медведя: ростом метр восемьдесят пять и весом раза в два больше меня. Он не был качком и не страдал ожирением, он просто в целом был большой. Вид у него был такой, что многие люди его побаивались, но на самом деле он был добрым и жизнерадостным человеком – по крайней мере, я видел его таким. Выглядел Саша весьма анахронично и всем своим обликом напоминал бандита из девяностых. Я был слишком мал тогда – или слишком удачлив – для того, чтобы их ни разу не видеть, но по рассказам старшего поколения представлял их именно так. Я знал объяснение его облику и его манерам в общении с малознакомыми людьми, хотя вряд ли он сам в полной мере осознавал то, почему он такой. Думаю, что именно поэтому мы, вопреки нашим различиям, находим с ним общий язык. Он рассказывал мне это в один из тех разов, когда мы с ним подвыпившие сидели в бане.

Не знаю, чем именно занимался его отец, но в девяносто восьмом году, когда Саше было шестнадцать лет, его отца с матерью и двумя телохранителями почти в упор расстреляли в машине, когда те стояли на светофоре. К счастью, Саша был тогда в школе, из которой после произошедшего его в экстренном порядке забрал один из сотрудников отца. Мне кажется, что Саша так и не смирился со смертью родителей, и он так любил своего отца, что с тех пор пытался сделать его частью себя – пытался стать им. Не думаю, что его отец выглядел бы сейчас так, как выглядит Саша, но именно таким Саша его запомнил. И именно таким он выглядит для многих из тех, кто его знает… для тех, кто его плохо знает.

Думаю, что потеря близких и, как следствие, вынужденная независимость и самостоятельность к окончанию школы определила то, что нас с ним связывает. Несмотря на то, что наши судьбы очень сильно различались, и во многих вещах мы не всегда могли найти общую точку зрения, мы всегда старались понять друг друга, так как на каком-то базовом, фундаментальном уровне наши взгляды на происходящее совпадали.

– Как добрался? На маршрутке? – с ухмылкой спросил я.