Алина Весенняя - Мумификатор

Спокойствие, вежливость и предупредительность сделали свое дело. Меня признали почти здоровым. Если бы они могли влезть в мою голову, если бы только могли! Я научился создавать миры в мирах так ловко, что даже детектор вменяемости остался в дураках. Он был не в состоянии пробить самую последнюю оболочку моего внутреннего мира, виртуального пристанища моей счастливой семьи. И когда во время сеансов я говорил ему, что одинок, он верил и выдавал четкие заключения о моем полном исцелении.

Дверь жалобно скрипнула. Двадцатипятилетний сосед Павлик, неудачник в любви, со склонностью к суициду, с любопытством уставился на меня.

– Ну как? Было страшно? Тебя пытали?

– А ты как думал! Выкручивали руку, били по голове! Вынуждали признаться, что я псих.

– Какой ужас! А ты что?

– А я кремень! Им не удалось меня расколоть. Через три дня выписывают.

– Ты сильный!

– А то!

Пашка с благоговением смотрел на меня. А я важно улегся на постель и медленно прикрыл глаза.

Все, что происходит с нами, предрешено заранее и заложено генетически.

С чего все началось у меня? Прежде всего с любви к тишине и спокойствию. Я родился наполовину аутистом, как и моя бедная мама. Громкие звуки вызывали во мне страх и беспокойство, яркий солнечный свет – головную боль, а мерный шум дождя – приступы неконтролируемой ярости.

Мамочка часто гладила меня по головке и с горечью в голосе приговаривала:

– Бедняжечка ты мой.

И тихая слеза катилась по ее состарившейся раньше времени щеке.

Отца я не знал. Родительница рассказывала, что он улетел в экспедицию на Марс и корабль потерпел крушение. И поначалу я этому верил и жалел моего бедного папочку.

Будучи взрослым, однажды ради интереса пробил папулю по базе и выяснил, что он счастливо живет с голубоглазой блондинкой, у них двое детей, и на Марс он никогда не летал, так как работает ассенизатором.

В нашей стране это самая непрестижная и высокооплачиваемая профессия. Человечество готово платить баснословные бабки, лишь бы не утонуть в собственном дерьме.

Мамуле я о своем открытии рассказывать не стал. Она у меня была тихой и спокойной, так до конца дней и прожила в полном неведении. Иногда мне казалось, что она искренне верила в то, что родила сына от астронавта.

Мое детство протекало спокойно и счастливо. Мама когда-то сама прошла адаптационный период и знала, как меня подготовить к реальной жизни. Постепенность, терпение и доброта – это девиз и закон для тех, кто хочет помочь своим особенным детям научиться жить в обычном мире.

А еще мы завели кошку. Эта кошка как будто специально была создана природой для нашей семьи: спокойная, бесшумная и ласковая. Я играл с ней и постигал основы радости, гладил ее, и это позволило узнать тактильные удовольствия. Мы даже вместе спали. Она обнимала меня за шею мягкими тонкими лапками, и я засыпал под ее теплое мурлыканье.

Наша семейная идиллия длилась до тех пор, пока мне не исполнилось три года и не пришло время маме выходить на работу. Она работала архивистом. Тихо сортировала и раскладывала информацию по ячейкам компьютерной памяти.

Но в детский сад меня не взяли – сказали, что слабый и неподготовленный. Посоветовали приходить через пару лет, а пока заниматься со специалистом и становиться похожим на других детей.

Звонок в дверь расколол тишину и осколком впился в мое маленькое чуткое сердечко.

– Бабушка приехала!

Мамочка вскочила с дивана, книга с ее колен упала на пол, кошка выгнула спину и распушила хвост.

– Мяууу! – протяжно и угрожающе заорала животина.

Я крепко закрыл уши руками и вышел в коридор. На пороге, широко раскинув руки, стояла пожилая упитанная женщина, и улыбка ярким светом озаряла ее морщинистое лицо.

– Мои вы дорогие! – Она сгребла нас с мамой в свои жаркие объятия и поочередно расцеловала, сначала свою дочь, а потом и меня.

Я закрыл глаза, мне казалось, что языки пламени прикасаются к моему лбу. Я желал только одного – чтобы эта пытка скорее закончилась. А она все продолжалась и продолжалась до тех пор, пока я острыми зубками не вцепился в бабулину морщинистую руку.

– Господи Иисусе! Звереныш! – Бабушка наконец-то вернула мне свободу. – Что же это делается-то?

– Степа! Так нельзя! – мама впервые повысила на меня голос. – Иди в комнату и посмотри книжку.

– Ааааа! – заорал я что есть мочи.

– Сыночек, сыночек, все хорошо, это твоя бабушка, – мама испуганно гладила меня по голове и пыталась успокоить.

Бабуля так и застыла в дверном проеме с отвисшей челюстью. Она никак не ожидала такого «теплого» приема. Хотя почему же? Были времена, когда ее дочь вела себя так же. Если ей что-то не нравилось, она просто кричала.

Я понемногу успокоился, мама прикрыла дверь, бабуля, схватившись за сердце, присела на кушетку. Это был первый и последний раз, когда она меня поцеловала.

Уклад нашей жизни поменялся. Мама уходила на работу, а мы с бабушкой оставались дома. Три раза в неделю приходила добрая тетя, детский психиатр, играла со мной и ненавязчиво корректировала поведение.

Всем игрушкам я предпочитал общество кошки. Мы без слов понимали друг друга. Но этого было недостаточно. Я должен был полюбить обычные детские игры: кубики, книжки-раскраски, веселые пазлы, плюшевые игрушки.

С игрушками было хуже всего. Эти медвежата и зайцы казались мне ужасно безобразными, а их улыбки – зловеще-притворными. В это время я стал видеть первые сны. Они, конечно же, были цветными и страшными. В ночных кошмарах медвежата и зайцы обступали меня со всех сторон, скалились человеческими ртами и выпученными глазами заглядывали в лицо. Я, сжав кулаки, что есть мочи колотил по их мягким головам, и мои руки вязли в цветном плюше. Я часто просыпался на полу со сжатыми кулаками, а рядом валялся очередной распотрошенный заяц.

Однажды я рассказал маме о странных снах.

– Не бойся, дорогой, – мама погладила и поцеловала мою руку, – это просто игрушки.

Но с тех пор мягкие монстры исчезли из нашего дома навсегда.

И с бабушкой мы понемногу подружились. Она пекла волшебные плюшки с творогом. Но иногда забывалась и слишком громко звала меня к столу. Тогда аппетит у меня пропадал на пару дней. И я ничего не мог проглотить, кроме воды. Взрослые не настаивали, чтобы я ел. Да это было и бесполезно. Любая еда вызывала сильную рвоту. Родные считались с моей особенностью. И даже бабушка со временем научилась говорить тихо.

Так прошло два года. Я стал почти нормальным мальчиком. Но беда пришла, откуда не ждали.

Был обычный будничный день. Мама рано утром ушла на службу, а бабушка, по своему обыкновению, затеяла плюшки с творогом. По квартире разносился ароматный запах печеного теста и сдобренной ванилью творожной начинки. Я красками рисовал картину, на которой пытался изобразить спящую кошку.