Лариса Бутырина - Априори Life

И серость отступала. Иногда ее совсем не оставалось, когда наша немая тайна невидимой нитью пробегала в глазах. Я не чувствовала больше себя одинокой. Я просто знала, что теперь есть кто-то, кто знает чуть больше, чем кто бы то ни было другой. Причем без слов, без фраз и объяснений. Даже Ромке я ничего не рассказала. Я вообще стала очень мало говорить… больше наблюдать и слушать. Со временем это вообще превратилось в мое любимое развлечение.

А пока я всячески берегла это состояние. Неумело и неловко. Иногда с содроганием, что чем-то вдруг смогу не нарочно разрушить и уже никогда не сумею себе этого простить, иногда с блаженной полуулыбкой, и безграничной теплотой невообразимой наполненности где-то в области сердца, и с перманентным страхом неминуемой потери, если об этом хоть кто-то узнает. Не знал никто. Даже он сам, как мне казалось…

И все шло бы своим чередом, пока однажды я не зацепила взглядом нацарапанное на бархатной скатерти стола персональных переговоров со стороны эксперта чуть ниже от сложенной стопки бланков потенциальных партнеров короткое слово «УСПЕХ». Явно чем-то не острым, похоже, что ручкой без стержня. Тем самым «Паркером» с позолоченным наконечником… которым он перечеркнул заявление моего воскресного «друга».

«Друг» тогда много выеживался по поводу себя, но при первой же попытке привести хотя бы часть понтов в демонстрацию действия сильно обкакался и никак не хотел признавать, что это единственное, что может сделать быстро, уверенно и без чьей-либо помощи.

С долгой организации я с натиском привезла его на отказ.

Отказ был красивым, как я и попросила, послав СМС на номер, связь с которым была уже более чем 24 часа в сутки и все чаще в письменной форме, нежели по звонку.

После эффектного размазывания и выставления за дверь нерадивого гостя я как раз и увидела эту надпись. Что-то притаилось во мне в тот момент. Что-то очевидное, но пока выжидающее. А потом я долго смотрела ему в глаза. И впервые они показались мне уставшими. Я накрыла своей ладонью его безостановочно вращающие мобильник пальцы: «Ты и я. Вместе против идиотов». Сделала я это мысленно, потому что в реальности просто не могла себе это позволить. Да и не нужно все это было. Ему не нужно. А мне и так хорошо. Главное, что он улыбнулся в ответ. Сначала глазами, потом как положено. Я лишь незаметно покачала головой в знак подтверждения и поспешила удалиться. Нужно было успеть на метро.

С тех пор как я уволилась с работы, определенная степень свободы привнесла в мою жизнь новые возможности, а вместе с ними и отток пусть и небольших, но систематических финансовых средств.

Деньги заканчивались.

На такси я ездила, только когда заезжала за гостем. В остальное же время обходилась минимальными затратами. Прибегать к помощи партнеров не доводилось, только если было действительно по пути – напрашиваться я не умела.

И, досидев до последнего, я специально выбирала самый длинный путь после собрания до подземки, даже когда погода не совсем располагала к прогулкам, – мне почему-то было неловко погружаться туда при партнерах, хотя те или иные группками топали в сторону метрополитена имени Владимира Ильича, прихватив по дороге бутылочку среднебюджетного пива. Это не совсем укладывалось в голове, но возникший откуда-то барьер все равно не позволял присоединиться к ним. Поэтому я заходила чуть ли не за полночь на пустые перроны подземки и ехала в этих неуютных холодных вагонах с запахом резины и сквозняка.

В мрачноватой палатке возле входа, разбудив стуком в залепленное ассортиментом химических вкусностей окошко немолодую барышню восточной наружности, я покупала себе плитку шоколада и поглощала ее, пока ехала, разломав прямо в фольге на маленькие кусочки. Потому что очень хотелось есть. Очень. До спазмов в желудке и помутнения в голове. Главной задачей было не заснуть, глюкоза спасала.

Нужно было отвлечься, нужно было о чем-то подумать… еще пару станций, и там я выйду на переход, а это уже легче.

Нужно было подумать…

И я думала. Я представляла, как в этот самый момент мой хороший человечек сидит на совещании, может, грустит, погруженный в свои мысли, а может, смеется, даже, может, получает люлей от руководства, потому что мы, такие балбесы, не можем сделать элементарных вещей и заработать себе же на банальные нужды, чтоб хотя бы не ездить на метро, как я сейчас. А просто враз позволить себе все то, на что раньше хватало только фантазии. Взять так и позволить. Легко. И весело. И ровно настолько же страшно и непозволительно. Но безумно желаемо. Безумно…

И вот именно здесь начинается война. У кого-то затяжная, холодная, с четко выработанной стратегией самообмана и переубеждения, у кого-то, напротив, атомная, разрушительная, с применением тяжелой артиллерии и запрещенных боевых единиц, сравнивающих с землей все старое, отжившее и резко ставшее незначительным.

«Все мы мыслим образами, картинками …» – как говорит г-н Саров. И как бы вас ни передергивало при этой фразе, живем мы ими же. « Я говорю вам: “Эйфелева башня”, и вы сразу – оп, представили себе Эйфелеву башню …»

Просто у кого-то эти башни в деталях и огоньках, а у кого-то не хватает воображения даже на хороший сарай. И просто кто-то с упоением тратит большую часть своего времени на рисование шедевральных полотен, боясь порой прерваться на естественные нужды, а кто-то только озабочен наличием рисовальных принадлежностей. И у того, и у другого полотна идут. И у того, и у другого полотна проходят. Друг за другом. След в след. Проходят, черт возьми, пока кто-то только намеревается заточить карандаш.

И в этот самый момент, да, да, именно в этот, пока я еду в метро, а вы читаете мои разглагольствования, она тоже проходит.

Палитра обычно где-то слева находится, насколько мне известно…

Рисовать я не умела. Так случилось. Еще в школе я только переводила листы и разливала окрашенную акварелью водичку на альбомы, получая четверки в основном за старание.

Время прошло – рисовать я так и не научилась. В прямом смысле. А старание и вовсе обесценилось.

Однако все случается в очередной раз. Но уж никак я не думала, что возьмусь еще когда-нибудь за рисование, и уж тем более не предполагала, что это будет не изобразительное искусство вовсе, а целиком и полностью моя жизнь.

С палитрой я, кажется, разобралась сразу. С набросками тоже становилось худо-бедно понятно. Но вот КАК – оставалось действительно сложным вопросом…

Но я старалась. Я правда старалась. Сначала по памяти, затем перекладывая чужие изображения, добавляя в процессе что-то свое, а со временем даже воплощая какие-то импровизационные задумки.