Оуэн Кинг - Спящие красавицы

– У тебя совсем плохо с головой, Фрэнк. Ты так озабочен безопасностью дочери – и при этом не помнишь, что учебный год продолжается. Подумай об этом. Ты не замечал домашние задания, которые она делает у тебя дома? Тетради, в которых пишет, учебники, которые читает? Призываю в свидетели Бога и единственного Его сына Иисуса…

Он был готов вытерпеть многое – даже готов признать, что заслужил это, – но только не дерьмо с призывом в свидетели Иисуса. Единственный сын Божий не выгонял енота из-под епископальной церкви много лет тому назад и не заколачивал досками дыру. Он не зарабатывал ни на одежду, ни на еду для Наны. Не говоря уже про Элейн. Все это делал Фрэнк, и без всяких чудес.

– Прекрати, Элейн.

– Ты не знаешь, что происходит с кем-либо, помимо тебя самого. Важно только то, что злит Фрэнка сегодня. Никто ничего не понимает, и только Фрэнк знает, как и что нужно сделать. Именно так ты смотришь на мир.

Я это выдержу. Я это выдержу я это выдержу я это выдержу но Господи Элейн какой же ты можешь быть сукой когда захочешь .

– Она заболела?

– Ага, теперь мы встревожились.

– Она заболела? Да? Потому что мне она показалась совершенно здоровой.

– Она в порядке. Я оставила ее дома, потому что у нее месячные. Первые в жизни.

Фрэнк онемел.

– Она разволновалась, даже немного испугалась, хотя я еще в прошлом году объяснила ей, что может произойти. И ей стало стыдно, потому что кровь попала на простыни. Для первых месячных ее много.

– Она не может… – Слово застряло в горле. Он откашлялся, словно подавился едой. – Она не может менструировать ! Господи, ей всего двенадцать !

– Ты думал, она навсегда останется твоей маленькой принцессой с волшебными крылышками и хрустальными туфельками?

– Нет, но… В двенадцать?

– У меня все началось в одиннадцать. Но речь не об этом, Фрэнк. Речь вот о чем. У твоей дочери болел живот, она была огорошена и подавлена. Она рисовала на подъездной дорожке, потому что это занятие всегда поднимало ей настроение, а тут появляется ее папуля, начинает орать…

– Я не орал! – Банка дочери шахтера наконец не выдержала. Пена побежала по руке Фрэнка и закапала на пол.

– …орать и дергать ее за футболку, ее любимую футболку…

Он пришел в ужас, почувствовав, что слезы щиплют глаза. После разрыва он несколько раз плакал, но в разговоре с Элейн – никогда. В глубине души он боялся, что она уловит любое проявление слабости, превратит его в фомку, которой вскроет ему грудь, чтобы пожрать сердце. Его нежное сердце.

– Я боялся за нее. Разве тебе это не понятно? Фликинджер – алкоголик или наркоман, а то и два в одном, у него большой автомобиль, он убил кошку судьи Сильвера. Я боялся за нее. Мне пришлось действовать. Пришлось!

– Ты ведешь себя так, будто ты – единственный, кто когда-либо боялся за ребенка, но это не так. Я тоже боюсь за нее, и основная причина моего страха – ты.

Он молчал. Сказанное ею было слишком чудовищным для понимания.

– Продолжай в том же духе – и скоро мы вновь встретимся в суде, чтобы пересмотреть твои привилегии насчет общения с дочерью по выходным.

Привилегии, подумал Фрэнк. Привилегии! Ему хотелось выть. Вот что он получил за то, что поделился с ней своими истинными чувствами.

– Как она сейчас?

– Нормально. За обедом съела почти все, а потом сказала, что пойдет спать.

Фрэнк буквально окаменел, измятая банка выпала из руки. Вот что не давало ему покоя, совсем не вопрос, почему Нана дома, а не в школе. Он знал, как она реагирует на огорчение: идет спать. И он ее огорчил.

– Элейн… ты не смотрела телевизор?

– Что? – Она не понимала, чем вызвана такая смена темы. – Я пару раз включала «Дневное шоу» на Ти…

– Новости, Элейн! Новости! Это на всех каналах!

– О чем ты говоришь? Ты совсем ре…

– Поднимай ее с кровати! – проревел Фрэнк. – Если она еще не спит, поднимай ее с кровати! Немедленно!

– Ты несешь чушь…

Только это была не чушь. Хотел бы он ошибаться.

– Не задавай вопросов, просто сделай это! Немедленно!

Фрэнк разорвал связь и бросился к двери.

Джаред сидел в засаде, когда Эрик, Курт и Кент шумно протопали через лес со стороны средней школы, смеясь и бахвалясь.

– Наверняка газетная утка.

Джаред решил, что эти слова принадлежали Кенту и энтузиазма в его голосе поубавилось, в сравнении с разговором, который Джаред подслушал в раздевалке.

Об Авроре в школе уже знали. Девушки плакали в коридорах. Несколько парней тоже. Джаред наблюдал, как один из учителей математики, бородатый здоровяк, который носил ковбойки на кнопках и вел дискуссионный клуб, говорил двум плачущим десятиклассницам, что они должны взять себя в руки, поскольку все обязательно образуется. Преподававшая гражданское право миссис Лейфтон подошла и ткнула пальцем ему в грудь, аккурат между двух красивых кнопок. «Тебе легко говорить! – крикнула она. – Ты ничего об этом не знаешь! С мужчинами этого не происходит!»

Это было странно. Более чем странно. У Джареда все это вызывало ощущения, схожие с теми, что возникали при приближении мощного грозового фронта, с тошнотворными фиолетовыми тучами, подсвеченными молниями. Но тогда мир не казался странным. Тогда мир вообще не казался миром, превращался в какое-то иное место, куда тебя внезапно забросило.

Возможность сосредоточиться на чем-то еще приносила облегчение. Хотя бы на время. На эту операцию он отправился в одиночку. Называлась она «Разоблачение трех ублюдков».

Отец рассказывал ему, что шоковая терапия – или ЭСТ [21] Электросудорожная терапия. , как ее теперь называли – действительно была эффективным методом лечения некоторых психически больных людей и могла оказывать паллиативное действие на мозг. Если бы Мэри спросила Джареда, чего он добивался этой миссией, он бы сказал, что это нечто вроде ЭСТ. Если бы вся школа увидела и услышала, как Эрик и его дружки потрошат жилище бедной Эсси и отпускают шуточки насчет ее буферов – а Джаред полагал, что именно этим они и займутся, – это окажет на троицу «шоковое» воздействие и сделает их лучше. Более того, другие тоже могли испытать «шок» – и стать осторожнее в выборе спутников для свидания.

Тем временем тролли практически вышли на цель.

– Если это газетная утка, то суперутка. «Твиттер», «Фейсбук», «Инстаграм» – повсюду одно и то же. Женщины ложатся спать и покрываются каким-то дерьмовым коконом. И ты сам говорил, что видел это дерьмо на старой карге. – Эти слова определенно принадлежали Курту Маклеоду, настоящему хрену.

Первым на экране мобильника Джареда появился Эрик, перепрыгивающий через груду камней на границе территории Старой Эсси.