Катрина Кейнс - Итан слушает

Для Кэйлин утро перестало быть прежним довольно давно, но ночь – или, по крайней мере, большую часть ночи – она предпочитала проводить в своем подвальчике. Спать, как все живые люди, Кэйлин разучилась, но давать отдых мозгу, который каким-то чудом все еще работал, могла. Сном это состояние называть было никак нельзя – гораздо больше оно походило на медитацию. Протяжный звук «Ом», кстати, действительно помогал.

Мисс Нод сидела в полуразвалившемся кресле. Эван нашел его в садовом домике и притащил, решив, что оно как нельзя лучше подойдет для мертвой сестрички. Когда-то кресло, может, и выглядело внушительно, но теперь позолота облетела, обивка стерлась, и все очарование сводилось к изогнутой спинке и колоссальным размерам. Зато во времена своего блеска кресло наверняка могло служить седалищем для какого-нибудь телевизионного злого гения с котом наперевес.

…Кэйлин слушала мертвых. Это оказалось не так уж и трудно, после того как она сама умерла: жалобные шепотки, шарканье ног, обреченное дыхание – они были повсюду. Любой бы удивился, узнав, как много существ предпочло остаться на земле, а не идти дальше: то ли их слишком страшила неизвестность, то ли какая-то сила не отпускала их, но факт оставался фактом. Кэйлин слышала, как вздыхают безымянные боги, давно забытые своими верующими, как плачут жертвы насильственных смертей, как поют задавленные птицы и стрекочут прихлопнутые кузнечики. Однако видеть призраков Кэйлинна так и не научилась. Надо было все-таки расспросить об этом Элизабет – как-то поделикатнее… Кэйлин очень хотелось увидеть хотя бы неясные очертания тех, кто ходил когда-то по болотистой земле Мэпллэйра.

Звон литавр и яростные скрипки заставили Кэйлин подпрыгнуть на месте – она чуть не свалилась с кресла, но в последний момент зацепилась за подлокотник. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, откуда доносится мелодия.

Письменный стол был завален книгами, кусочками сургуча, перьями, ручками – как дверными, как и пишущими – и залит воском, лимонадом и пивом. Его уже давно использовали не по прямому назначению. Звук, все нарастающий, шел именно оттуда, из-под кипы непрочитанных и неотправленных писем. Кэйлин швыряла все, что попадалось под руку, высоко вверх – вещи летели через комнату и приземлялись на одном из половичков. Наконец она откопала среди гор хлама серебристый светящийся булыжник – свой старый телефон. Боги, как давно она никому не звонила!

– Алло! – почти взвизгнула Кэйлин, лишь с третьей попытки попав на нужную клавишу. Услышанное заставило ее плавно опуститься на диван и расплыться в довольной улыбке.

– Кэй, кажется, я тебя не забыл!

– Ит, кажется, у тебя телефон…

Героическая музыкальная тема из недавно вышедшего фильма набирала громкость. Окделл даже вспомнил название: он недавно пробрался тайком на ночной сеанс и целых два часа наслаждался зрелищем поступков, на совершение которых никогда бы не решился.

– Брось, у меня же нет… Ах, да.

К музыке добавился дребезжаще-гудящий звук: похоже, мобильник отчаянно вибрировал. Итан исчез под кроватью, через пару минут выудил сотовый на свет, и его приятель Брайан еле удержался от смеха. Говорят, мобильные телефоны похожи на своих владельцев. А вот Итан никак не вязался с розовым в стразах кирпичиком «неубиваемой» марки.

Итан шикнул на Брайана и раскрыл телефон.

– Да?

– Итан, как там с работой?

Ни тебе «здравствуй», ни тебе «как дела?». Кэйлинна пустилась с места в карьер.

– Э-э-э… ты о чем?

– Макароны, пол, кровь… Ничего не нашли, так ведь?

Итан провел рукой по волосам, взъерошивая жесткие пряди. Если хозяева магазина прислали Брайана, то увольнять его действительно никто не собирался.

– Похоже на то.

– Какая я молодец! – Итан знал мертвого джинна Мэпллэйра всего ничего, но уже мог представить, как именно она улыбается в этот момент. – Тогда позвоню позже, у меня есть пара идей насчет нашего непростого положения.

Итан даже попрощаться не успел – в трубке уже послышались гудки.

– Что-то важное? – Брайан облокотился на тумбочку, заваленную журналами.

В полумраке квартиры его кожа казалась фиолетово-черной, а тени на лице придавали сходства с каким-нибудь злодеем из низкобюджетного ужастика. Брайан не был другом Итана в полном смысле этого слова, – у него вообще не было друзей – но был единственным, кто хотя бы заходил к Окделлу. Каждую неделю этот узкоплечий высокий юноша с ослепительной улыбкой и жгучим взглядом (девчонки от такого сочетания просто с ума сходили) приносил Итану зарплату. Поначалу с Окделлом всегда рассчитывались на месте, на складах, но потом поймать его стало сложнее, игнорировать туман с Хищного шоссе тоже, и потому хозяева припрягли своего племянника. В задачу Брайана также входило разузнать о «подозрительном мистере Окделле» чуть больше, чем он поведал на собеседовании: хозяева не слишком придирались к тем, кого нанимали, но так им было спокойнее. Слегка подружиться Брайан и Итан смогли на почве общей любви к комиксам. Теперь Брайан частенько захватывал с собой стопку книжек – и, конечно, конверт с деньгами.

– Не то чтобы… – Итан сунул телефон в карман джинсов и закусил губу.

Что ж, дважды повторять не придется.

– Славно, тогда я пошел. – Брайан оттолкнулся от тумбочки и зашагал к двери. – И избавься ты от этой дурацкой привычки носить везде темные очки. Раздражает.

Одновременно с тем, как хлопнула дверь, телефон Окделла зазвонил вновь.

– Итан, надеюсь, ты сидишь…

Офицер Моралес не хотела признаваться, что заблудилась. Ни себе, ни тому, кто следил за ней из тумана.

С собой у нее были фонарик, табельное оружие, наручники и пара батончиков «Плутон», которые она вытащила утром из ящика стола, а ранее сняла с крыши патрульной машины. В день, когда на Мэпллэйром просыпался конфетный дождь, сотрудники полицейского участка оправдывали все стереотипы.

В отличие от большинства местных детективов Моралес поддерживала на рабочем месте относительный порядок. Она не любила в этой жизни не так много вещей, но хаос, несомненно, был в их числе. Туда же входили реклама перед киносеансами, факт, что в магазинах почти не найти вещей по размеру, апельсины и родной городок.

Эва Моралес пересекла черту города в пять лет, когда погналась за подозрительной разноцветной собакой, укравшей ее тряпичную куклу, и с тех пор постоянно переступала всякие черты. Это было похоже на страсть коллекционера: пересеки как можно больше всяческих условностей – и получишь моральное удовлетворение в качестве приза. Еще, конечно, сможешь хвастать своей коллекцией на вечеринках и сборищах родственников: обычно это куда безопаснее, чем обсуждать политику и нового кавалера бабулиты. « И нет, Эва, никогда нельзя быть достаточно старой для новых кавалеров! » Эва подозревала, что и на том свете за бабулитой будут увиваться сотни душ. Такая уж она была, бабушка Моралес.