Сергей Подгорных - Другая война

– Это верно. Эмир щедрый. Он и за это хорошо заплатит, – с этими словами Фармацевт снял висящий у него за спиной вещмешок и, просунув руку в горловину, вытащил из него человеческую голову. Схватив за волосы окровавленный кусок человеческого тела, он ткнул им в лицо сидящего на земле десантника. На Ивана взглянули мёртвые стеклянные глаза Пересторова. Не помогла сержанту вся его сила и умение ломать кирпичи.

Иван инстинктивно отклонился от окровавленной головы. Увидев его движение, боевики загоготали.

– Что, русский, испугался? – усмехаясь, проговорил Аслан. – Эта голова убила моего двоюродного брата Салмана. Я её высушу и повешу у себя в огороде. Пусть ворон распугивает.

Иван, сделав невероятное усилие, вновь поднялся на ноги. По всей видимости, спастись в этой ситуации у него шансов не осталось никаких. Оставалось лишь достойно умереть. «Эх, всё время просил лёгкой жизни, а надо было просить лёгкую смерть», – подумал Добров и решил, что настало время умереть. Сейчас для этого надо всего лишь как следует разозлить боевиков.

Иван слегка согнулся и, словно выпущенная торпеда, ударил головой в нос Фармацевта. Послышался неприятный хлопок. Боевик вскрикнул от боли и отскочил назад, держась за расплющенный окровавленный нос. Иван, воспользовавшись замешательством противника, успел прыгнуть в сторону Аслана, целясь и тому в голову. Плохо рассчитав рывок, он промахнулся и, не удержав равновесие, упал.

Он потерял сознание почти сразу же от обрушившего града ударов автоматными прикладами.

Вновь темнота поглотила Ивана.

Боль Иван не любил. Да и кто любит боль? Точнее он не мог представить, как справится с невыносимой, нечеловеческой болью пыток. Когда Иван видел в фильмах, как пытают людей, ему всегда казалось, что выдержать такое он не сможет никогда. Он всегда думал, что в таких случаях гораздо легче умереть, чем переносить нестерпимые муки. Тем более что шансов выжить всё рано никаких нет. Страшно смотреть, как терзают твою плоть. Страшно осознавать неотвратимость и невозможность исправить произошедшее. Вытекший от удара острым шилом глаз никогда не восстановится. Как никогда не вырастет исковерканная в железных тисках кисть руки. Умереть легко. Умирать – трудно.

Как только Иван пришёл в себя, он увидел прямо перед собой невидящие глаза Фармацевта. Бандит принял дозу и, находясь под действием наркотика, стал практически неуправляем. Его сломанный нос был заклеен лейкопластырем. Лицо припухло, а на бороде были видны следы запёкшейся крови.

Только что из отряда на встречу с Магомедом ушла основная часть боевиков; Аслан с Татарином в том числе. Остались лишь он – Пётр Ковальчук, больше известный за тягу к наркотикам, за использование любых лекарственных препаратов для получения кайфа, как Фармацевт, и двое других боевиков – Ахмет с Хасаном. Пленного русского сторожить. А чего его сторожить? Кончать козла надо. Фармацевт поморщился от боли в сломанном носу. И наркота не помогает, боль мешает забыться. Ничего, сейчас Петро посчитается с этим уродом. Строптивый пленник будет умирать долго и мучительно. Боевик щёлкнул лезвием выкидухи. Зачем русскому два глаза? В его положении это излишняя роскошь. Хотя нет, он начнёт с носа. Только ломать не станет, а просто отрежет. Боевик, оскалившись, поднёс лезвие к лицу пленника.

– Я буду тебя резать по кусочкам, козёл, – добравшись до добычи, Фармацевт не знал, с какой пытки ему лучше начать, чтобы полностью насладиться местью. – Сначала отрежу все пальцы. Начну с мизинца левой руки, а завершу большим пальцем правой ноги.

– Завершишь, ты падаль, в какой-нибудь канаве со свинцовой начинкой в животе. – Чтобы умереть без боли, Ивану нужно было как следует разозлить врага. Это сейчас был единственный шанс Доброва на быструю смерть.

– Смелый, говоришь? – Фармацевт скривился оскалом жёлтых зубов. – Сейчас начну пытать, ты у меня не так запоёшь.

Иван был привязан к стволу раскидистого орешника. Несколько рядов верёвки крепко притягивали его к дереву. Ко всему прочему его руки, – уже почти не чувствуемые, – были по-прежнему связаны за спиной и ноги крепко стянуты в лодыжках. Захочешь, не убежишь.

Досталось Ивану на это раз очень прилично. Затёкший левый глаз практически не видел, лицо от множества побоев превратилось в кровавую маску.

Тем временем, на лес опустилась темнота. Извилистые тени плясали, отражаясь от огонька небольшого костра. Лагерь опустел, боевики ушли, забрав с собой лошадей. Кроме украинского наёмника Иван заметил греющихся у костра ещё двоих бородачей.

Фармацевт, полностью потерявший контроль на собой от переполняющей его ненависти, и от очередной дозы наркотика, наконец, решился поквитаться с русским. Он поднёс острое лезвие к лицу десантника и криво усмехнулся. Что наложил в штаны, козёл? Молись, Богу, Аллаху, кому угодно – пришла твоя смерть.

– Петро, неправильно ты делаешь, – послышался от костра голос Ахмета. – Ты лезвие прокали докрасна и тогда режь русского. Как по маслу пойдёт.

– Задолбался я ждать, когда Аслан из лагеря уйдёт, а ты говоришь нож накали. И так порежу козла, без подогрева. Все кишки этой сволочи наружу выпущу.

С этими словами бандит взмахнул ножом. Иван непроизвольно зажмурился и отвернул лицо. В это момент он услышал одиночный выстрел. «АК-74», – сразу определил Добров и открыл глаза. Он увидел согнувшегося в три погибели Фармацевта. Бандит выронил нож и упал на остывающую землю. Боевики у костра вскочили на ноги. В ответ на это прозвучала короткая автоматная очередь. Темнота лагеря вмиг ожила вспышками выстрелов. Подстреленный Хасан упал в костёр, подняв вверх тысячи красных угольков, и мгновенно, словно факел, вспыхнул. По лагерю разнёсся неприятный запах горящей человеческой плоти.

Ахмет в ночной перестрелке продержался чуть дольше. Он даже успел схватить «Калашников» и, выйдя на шаг из светового круга костра, полоснул во враждебную темноту длинной, в полмагазина, очередью. Внезапно его автомат замолк и Ахмет упал лицом вперёд, вновь пересекая границу света и тьмы. Из его спины торчал нож.

«Даже накаливать не пришлось» – прокомментировал Иван. И насколько позволяло разбитое лицо, улыбнулся подошедшему Лёхе. «Нашёлся, чертяка. Жив-здоров, ещё и меня спас», – с благодарностью подумал Добров.

– Я твой вечный должник, брат. – Добавил он вслух.

Они не были братьями по крови, но часто, особенно в последнее время, в Чечне так называли друг друга. Здесь на войне по-другому нельзя. На войне выжить можно лишь чувствуя рядом крепкое плечо друга. Брата. Когда ежедневно рискуешь жизнью бок о бок с другим человеком, он тебе и становится как брат. Кроме того, Иван знал Лёху с раннего детства. Ещё тогда они отстаивали правду, стоя по одну сторону линии, разделяющей добро и зло. По светлую сторону этой гипотетической линии. По крайней мере, Иван твёрдо верил, что это так. Добров не был херувимом; на войне, как любой солдат ему приходилось убивать. Он стрелял в людей, но делал это вынужденно. Иван – солдат, и этим всё сказано. А солдат всегда выполняет приказ. Сейчас же выполнение этого приказа означает освобождение многострадального народа Чечни. И пусть идеологи сепаратистов на каждом углу трубят, что борются за свободу самопровозглашённой республики, им не обмануть Ивана. Добров не раз становился свидетелем, как эти «борцы за свободу» грабили собственный народ. Похищали и убивали. Не русских, – русские для бандитов, оккупировавших Чечню, стали вообще вне их «шариатских» законов. Нет, бандиты не делали разницы между своими и чужими. Особенно ненавидели тех, кто не был согласен с их кровавыми законами.