Тара Изабелла Бертон - Украденное лицо

– Все личностные и региональные идентификаторы уничтожаются левыми, – настаивает мужчина с ярким бирюзово-желтым галстуком-бабочкой. – Вся подоснова истины опирается на один фундаментальный постулат: «икс» равняется «иксу». Но затем вы говорите: «О, я мужчина, а я женщина»… Извините, я знаю, что это неполиткорректно.

Он говорит это очень худой и очень хрупкой женщине с большими глазами и соломенно-желтыми волосами, которая явно находится под впечатлением от его слов.

Лавиния протискивается прямо между ними.

– Привет, незнакомец.

И целует его в щеку, как будто даже его не прерывая.

– Лавиния! – Через секунду он узнаёт ее. – Как жизнь? Не видел тебя с самого…

– Да замечательно ! – раскрывает объятия Лавиния. – Просто великолепно … Я в последнее время совсем завертелась… Господи… Просто чудо, что я теперь что-то успеваю, все так забито… Слава богу, у меня есть Луиза. – Она хватает руку Луизы и поднимает ее вверх. – Это она держит меня в рамках. Она такая дисциплинированная – все время пишет. Она прямо-таки вдохновение.

– Так вы, значит, тоже писательница?

– Ой, простите меня, простите! Вы незнакомы. Луиза, это Беовульф Мармонт. Беовульф, это Луиза…

– Вильсон.

– Луиза Вильсон. О, у вас есть, о чем поговорить. Луиза – интереснейший человек, таких редко встретишь. Господи, а вот и Гевин!

Она уплывает.

«Это проверка», – думает Луиза.

Лавиния проверяет ее: увидеть, насколько хорошо Луиза поладит с ее друзьями, когда те не пьяны до потери пульса и когда они могут друг друга слышать.

Луиза не винит Лавинию – так всегда поступают с людьми не твоего круга.

– Ну, – очень бодро начинает она, – а как вы с Лавинией?..

– В Йельском университете.

– Ах да. Конечно.

– А вы?

– Ну… – пожимает плечами Луиза. – Понимаете, вечеринки… – продолжает улыбаться она.

Беовульф шмыгает носом.

– Конечно, – отвечает он. – А вы откуда?

– Я училась в Девоншире, – сообщает Луиза. Она делает то, что делает – теперь почти бессознательно – чтобы говорить как можно короче и резче, и выглядит почти что иностранкой.

– Выходит, вы знаете Ника Галлахера.

– Ой. Нет. В смысле… он, наверное, закончил школу после меня.

– А вы какого года выпуска?

Она мнется. Прикидывает его вероятный возраст, и сколько лет ей можно дать с виду.

– Две тысячи восьмого.

Луиза надеется, что может сойти за двадцатипятилетнюю.

– Тогда вы должны его знать. Он закончил в 2010-м. Хороший парень. Он теперь в штате журнала «Нью-Йоркер».

– Извините. Я о том… в школе так много народу училось.

– Вам надо его поискать. Я тут недавно с ним обедал – на прошлой неделе. В главном офисе «Нью-Йоркера». Вы там были?

– Еще нет. – Ей прекрасно удается оставаться безумно бодрой.

– Вам надо его поискать. Если хотите, сами знаете, писать для «Нью-Йоркера». – Беовульф пожимает плечами. – В смысле… типа, многие молодые писательницы для него не пишут. Из-за патриархата, видите ли. Они стремятся в новые СМИ и все такое. Типа «Нового мужененавистничества» и ему подобных. – Он фыркает. – Так для кого вы тогда писали?

Луиза могла бы соврать. Но понимает, что он уже догадывается, кто она. Некомпетентность и неумение люди чуют почти сразу.

– Простите, – произносит Луиза. – Я не писательница.

– О, чудесно.

Луизе знаком этот взгляд. Он смотрит ей через плечо в поисках собеседника посодержательнее.

– Чудесно, чудесно, чудесно.

– А где вы?..

Беовульф уже одолевает полкомнаты. Лавиния устроилась в углу, болтает с Гевином Маллени, хватает с полок книги, такая смелая, говорит то с одним незнакомцем, то с другим, и все время выглядит счастливой.

На Луизу она даже не смотрит.

Луиза делает все, что в ее силах. Она любезно улыбается приклеенной улыбкой, чтобы никто не догадался, как внутри ее все окаменело, выставляет себя деловитой, перебирая книги на полках и изображая неподдельный интерес. Она подслушивает, как кто-то распространяется о том, что теперь он онлайн-редактор блога «Скрипач», что делает его, в общем-то говоря, вторым или третьим по значимости человеком младше тридцати пяти лет в любом обществе. Луиза наблюдает за людьми, но не очень пристально, и ей одновременно хочется и не хочется, чтобы к ней кто-то подошел, поскольку, если подойдут, она не сможет сказать чего-то впечатляющего, и Лавиния это заметит.

Начинается чтение.

Беовульф Мармонт читает свой рассказ, который вскоре появится в журнале «Вихокенское литературное обозрение». Рассказ о человеке, который слишком много пьет и любит женщин с податливыми губами. Беовульф так уверен в себе, когда меряет шагами комнату, когда откашливается и заставляет замолчать даже Лавинию, которая шепчет Гевину что-то об Эдне Сент-Винсент Миллей. Логически Луиза понимает, что он не смотрит на нее, что ему на нее вообще наплевать, и, возможно, надышавшись дымом марихуаны, она немного ударилась в паранойю, но все то время, пока Беовульф читает, а Лавиния смотрит в сторону, Луиза вспоминает, что происходит, если на вечеринке ты не можешь показать себя с лучшей стороны. Люди оглядываются, они тебя забывают, говорят о тебе, как только ты уходишь, и больше тебя не приглашают. Луиза знает, что не показывает себя с лучшей стороны, стоя столбом у стены, запинаясь в разговоре с незнакомыми людьми (она могла бы им сказать что-нибудь яркое и остроумное, будь Лавиния рядом), но чем больше она это осознает, тем суше становится у нее в горле, тем большее впечатление ей нужно произвести и тем больше она убеждается в своей неумелости.

Она тихонько сматывается.

Во всей этой изъеденной плесенью и набитой народом квартире есть только одно открытое окно, и оно в комнате, некогда служившей кухней. Луиза бежит и хватает книгу, любую, вот с верхней полки, чтобы, по крайней мере, выглядеть достаточно «продвинутой», чтобы уйти с чтения и сосредоточиться на книге получше, а не слишком перепуганной и стоящей в комнате с людьми, считающими себя лучше нее, без Лавинии, которая помогла бы ей здесь освоиться.

– Вы тоже прячетесь?

Луиза вздрагивает.

Он, скорчившись, сидит на стопке книг. Улыбается ей.

У него мягкие каштановые волосы и очки в роговой оправе, которых больше никто не носит. Он в твидовом костюме, которые тоже больше никто не носит. У него большие детские карие глаза и очень тонкие губы.

– А что, так заметно?

– Я в смысле… Разве все мы не хотим от всего этого спрятаться? – Он смеется странным, чуть лающим смехом. – Сдается мне, что у некоторых из нас просто характеры слабее. Или же, понимаете, им не нужно так много работать в Сети.

– Им везет, – отвечает Луиза.

– Нам везет, – поправляет он.