Элизабет Нуребэк - Скажи, что ты моя

С тех пор как я нашла Стеллу, я все время думала о ней. Возможно, даже чересчур много. В прошлый раз она очень внимательно разглядывала меня. Как будто знала, кто я. Словно понимала, зачем я пришла. Но она не может ничего знать. Ей ничего не известно обо мне и моей жизни. Она понятия не имеет.

Автобус остановился возле Торгового центра. Я с трудом пробилась к дверям, вышла и направилась к консультации. Открыла тяжелую дверь, вошла внутрь, поднялась на четвертый этаж. Поздоровавшись с администратором, оплатила сегодняшний сеанс и прошла в зал.

Села в одно из кресел, отключила звук на телефоне.

Стелла зашла ровно в час и закрыла за собой дверь. Я смотрела на нее. Сегодня она была одета в элегантное платье до колен, волосы красиво уложены в толстый узел на затылке.

Кажется, все сегодня были не в настроении. Клара нервничала по поводу презентации, которую ей предстояло делать завтра утром перед руководством компании. Пьер шипел, что она всегда понапрасну дергается и жалуется, а потом все проходит хорошо. Она что-то шипела ему в ответ.

Я снова взглянула на Стеллу. Так трудно понять, что у нее на уме. Пока она не проронила ни слова, просто сидела молча.

Она слушала. Изучала нас одного за другим. Через некоторое время я почувствовала на себе ее взгляд.

Я подняла глаза и улыбнулась ей.

Стелла не ответила на мою улыбку.

Я пожалела, что предложила Изабелле Карлссон посещать групповую терапию. Учитывая те социальные трудности, которые она сейчас испытывает (с ее слов), эта форма работы хорошо подходит. Но так я рассуждала до того, как поняла самое главное.

Другие уже высказались сегодня, а она – нет. Пока она не произнесла ни единого слова.

На какое-то время в зале воцарилась тишина. Я должна сделать так, чтобы она заговорила. Заставить ее раскрыться.

Я беру слово: Как у тебя прошла неделя, Изабелла?

Изабелла: Неделя прошла неплохо. Мы начали выполнять новое групповое задание, я попала в очень хорошую группу. Так здорово. И еще я стала донором.

Она снова улыбается, отчетливо проступает ямочка на левой щеке.

Изабелла: Вчера я впервые сдавала кровь. Я немного боюсь иголок. Как мама, она вообще сходит с ума по этому поводу. Но все прошло даже лучше, чем я думала.

Некоторое время она сидит молча. Женщина, которую она называет «мамой», – кто она?

Изабелла: Кстати, она хочет, чтобы я приехала домой на выходные, а у меня нет ни малейшего желания.

Магнус: Это почему?

Изабелла: Ну, у нас сейчас не самые лучшие отношения. Именно она рассказала мне, что Ханс мне не настоящий отец.

Арвид: А как ты об этом узнала?

Изабелла: Я так плакала. Сказала маме, что очень тоскую по нему и что со временем не становится легче, как все утверждают. Сказала ей, что эта боль никогда не пройдет. Она обиделась. Ответила мне, что она, по крайней мере, еще пока жива.

Изабелла делает глубокий вдох, оглядывается по сторонам. Неужели в ее рассказе все правда? Неужели все это не игра?

Изабелла: Мы с папой были очень близки. Знаю, ей хотелось бы, чтобы у нас с ней были такие же отношения, добрые и естественные, как у нас с ним. Но это не так.

Голос дрожит, она вот-вот заплачет. Это не подделка. Никто не может вести себя так убедительно, не испытывая истинных чувств. Что все это означает? Что я ошиблась? Что мне все померещилось? И это вовсе не Алиса, а просто Изабелла?

Изабелла: И тут она заявила, что он мне не настоящий отец.

Клара: Надо же выбрать такой момент, чтобы все рассказать! Чудовищно.

Пьер: Просто жестоко.

Арвид: Да она больная. А у тебя по поводу этого какие чувства?

Изабелла: Даже не знаю. Ведь у нее тоже горе. Наверное, я не должна быть к ней несправедлива. Ей тяжело. У нее жизнь сложилась непросто. И все же она изо всех сил старалась быть хорошей мамой.

Может быть, Изабелла оказалась здесь случайно? А что если она вообще ничего не знает? Нет, все не так просто. Она что-то скрывает. Но что?

Клара: Ясное дело, у нее тоже горе, но все-таки.

Арвид: В любом случае, это недопустимо. Такие вещи нельзя рассказывать так бестактно.

Изабелла: Было бы куда логичнее, если бы мама оказалась моей приемной мамой.

Я: Что ты имеешь в виду?

Некоторые участники уставились на меня, переглядываются. Плевать. Мне нужно все выяснить.

Я: Твоя мама, как ее зовут?

Изабелла: Керстин.

Я: У вас с Керстин сердечные отношения?

Изабелла: Даже не знаю, что сказать. С папой я могла поговорить обо всем на свете. А мы с мамой как будто с разных планет.

Арвид: Какая мама не с другой планеты?

Облегченный смех в группе. Я пытаюсь улыбнуться.

Арвид: Моя настаивает, что завтра завалится ко мне в гости. А я все не научусь говорить нет.

Клара: Ты должен научиться охранять свои границы.

Разговор переходит в другое русло, участники обсуждают что-то между собой. Я хочу услышать побольше об Изабелле, но не могу вклиниться, не вызвав у других изумления. Мне кажется, Изабелла хочет еще рассказать о Керстин – женщине, которая называет себя ее матерью.

Было бы куда логичнее, если бы мама оказалась моей приемной мамой.

Что это может означать? Она знает, что Керстин не является ее биологической матерью? И хочет показать мне , что ей это известно? А кто такая эта Керстин? И что известно ей?

Сосредоточиться невозможно. Я понятия не имею, о чем говорит группа. Слишком много мыслей вертится у меня в голове.

Алиса, все что произошло, когда она пропала, – и после того.

И то, что случилось потом, двенадцать лет назад, когда моя жизнь снова рассыпалась на куски.

Поездка в «Страндгорден».

Заявление Лины Ниеми.

Сообщение о моей смерти.

Кто кладет такое в почтовый ящик?

Это предупреждение?

Угроза?

Хенрик был в бешенстве. В первую очередь от того, что я решила не обращаться в полицию. К сожалению, не так уж редко случается, что психотерапевтам угрожают. Но в моей практике такое впервые. Человек, пославший мне это, подходил к нашему дому. Он положил письмо в наш ящик. Но мысль о том, что кто-то готов нанести мне физический ущерб, кажется абсурдной. Никто не может ненавидеть меня так сильно, чтобы зайти так далеко. Во всяком случае, насколько мне известно.

Да и что может сделать полиция? Письмо написано от руки, разумеется, без подписи, без имени отправителя.

Хенрик предположил, что оно написано Линой или ее родителями, – это единственные люди за все годы моей работы психотерапевтом, которые демонстрировали по отношению ко мне открытую враждебность.

Возможно, он прав. Это могли написать родители Лины, кто-то из них или оба. Это могла быть сама Лина. А может быть, это совсем другой человек. Кто-то из моих пациентов. Например, кто-нибудь из группы, которая сидит передо мной сейчас.