Анастасия Ольшевская - Главный редактор

– Только воспаленный шизофренией мозг способен такое сочинить. Ты либо клинически болен, либо над тобой поглумились, всучив эту ахинею. Перед тем, как сдавать, хоть бы прочел свой эпос.

– Я читал… То есть, писал.

– Слушай, не позорь классиков – смени фамилию. Или топай в ПТУ: там ни одного Толстого не знают, сойдешь за своего, – Лесник вернул «эпос» и безнадежно махнул рукой, но недотепа продолжал бубнить:

– Георгий Иваныч, правда, сам писал. Мне же только зачет надо.

– Любезный, от вашего творчества за версту пахнет не зачетом, а справкой об умственной неполноценности! Похоже, для тебя абзац связного текста наваять – как взять интервью у Мирзоева!

– У кого?

Лесник уставился на него как на привидение.

– Неужто не слыхал? Преподаватель кафедры. Все мечтают статью о нем написать, а он ни с кем не желает общаться.

– Не-а, – грустно шмыгнул Толстой и, осененный догадкой, выпалил, – а если возьму у него интервью, поставите зачет?

Женя расхохоталась вместе с Лесником. Сутулый паренек расстроенно замялся, не понимая, где опростоволосился. Просмеявшись, Лесник торжественно кивнул.

– Если проинтервьюируешь Султонбека Мирзоева, считай, зачет в кармане. Еще диплом красный вручу и в «Точку зрения» отрекомендую. Иди, попытай счастья. Он, должно быть, в четыреста пятой аудитории сидит, тебя ждет, – Лесник всхлипнул от смеха, но сразу стал серьезным. – Ох, Толстой, до чего ж ты горькое зрелище. Исчезни-ка с глаз долой. И не появляйся без нормального реферата, – он повернулся к Жене. – Ну, а у тебя что?

– У меня, хм, разговор.

– В десять минут уложишься? Мне семинар вечерникам читать.

Лесник пропустил Женю вперед и указал на кресло. Та присела и сделала глубокий вдох. Шутка про Мирзоева не только позабавила, но и пронзила идеей, как заполучить протекцию.

– Хочу узнать кое-что, – начала она. – Видите ли, собираюсь строить карьеру в крупном издании. Но туда не берут без опыта. А откуда ему взяться, если никто не дает его наработать? Замкнутый круг, ей-богу. Знаю, иногда рекомендуете в «Точку зрения», и вот…

– Так, так, ясно. Очередная жертва студенческой мифологии хочет вознестись на Олимп журналистики при помощи молитвы в моем кабинете. Вы сговорились? Ты пятая на этой неделе! Вцепились в дурацкую легенду – зубами не отдерешь. Женя, я не даю рекомендаций. Редко – подчеркиваю, очень редко – звоню Петушкову и советую встретиться с кем-то из студентов. Но это – в исключительных случаях, – он запнулся, вспомнив свои исключения, и подсластил горькую пилюлю. – Не спорю, ты умная, талантливая девочка. Но согласись, ничего беспрецедентного не сделала.

– То есть если совершу беспрецедентное…

– Тогда – конечно.

– Насколько беспрецедентным должен быть случай?

– Настолько, чтобы не иметь прецедентов, – Лесника начала утомлять бессмысленность беседы.

Женя насупилась. В эти посулы верилось не больше, чем в обещания Деда Мороза. И она пошла ва-банк:

– Интервью с Султонбеком Мирзоевым достаточно беспрецедентно?

– Так, все! Хватит ереси на сегодня. Сначала граф Толстой, теперь ты. Свободна.

– Но если все-таки достану интервью, устроите встречу с Петушковым?

– Мельникова, ты рехнулась?! Ладно, очкарик – бог ему ложку мозгов пожалел, бывает! Но ты с какого перепуга в рассудке повредилась? Твоя фамилия не знатного рода, однако это не повод позорить предков! Давай, дуй отсюда!

Она не шелохнулась. Лишь глаза горели на побелевшем лице, когда снова отчеканила:

– Клянусь, сделаю материал, если пообещаете познакомить с Николаем Максимовичем.

Лесник заерзал. Мелькнула шальная мысль: может, правда, того? Двинулась? Тихоней никогда не была, но и на психованную вроде не походила. Обычная студентка со средней успеваемостью и средним уровнем политкорректности. Словом, как большинство учащихся. Какой бес в нее вселился?!

– Любезная, позвольте поинтересоваться, как осуществите намерение? – процедил он, переходя на обращение «с любезностью», как окрестили привычку студенты. – Мирзоев пробудет в тюрьме до второго пришествия. Общение со СМИ запрещено. О каком интервью вообще речь? Но предположим невероятное: вы стали комариком, проникли в его камеру, обернулись там красной девицей, и он дал вам интервью. Черт подери, сами знаете: опубликовать откровения нельзя. Если их напечатают, он открестится от всего. Иначе его вышлют на родину, где по нему виселица плачет. Любое сказанное прессе слово расценивается как нарушение тайны следствия – надеюсь, помните, что он под следствием? Кто согласится на интервью в таких условиях? Но раз нынче вечер гипотетических рассуждений, допустим, Евгения, что он наподобие вас сошел с ума. И ему не дорога жизнь. Он – поборник гласности, поэтому готов пойти на верную смерть во имя свободы слова. И вот интервью с таджиком всея Руси выходит в печать. Что дальше? – Лесник метнул недобрый взгляд. – В газету приходят замечательные люди из ФСБ. Душевно, за чашкой чая беседуют с главным редактором и уточняют: «Кто же такой умный-разумный написал статью?» Естественно, знакомятся с умником, чтобы понять, как тот провернул дельце. А после всех – умника, редактора и прочих – оптом, в соседнюю камеру с Мирзоевым. За пособничество терроризму. За соучастие в покушении. Да мало ли за что! Мельникова, ты рассердила меня необдуманной выходкой. Но я спишу это на преддипломное обострение. Сделай выводы, и чтобы подобное не повторялось впредь.

Он строго посмотрел на Женю. Та была белее мела, а когда заговорила, губы дрожали:

– Если достану интервью, и Мирзоев подпишется под каждым словом, и к материалу нельзя будет придраться ни с юридической, ни с фактической стороны – познакомите с Петушковым?

Лесник уже не сомневался: точно, сбрендила. Но не был уверен: звонить в «03» или еще поразвлечься идиотским разговором? Резко перегнувшись через стол, он заглянул в ее глаза и тихо, хлестко произнес:

– Не люблю тратить время на настырных пустобрехов. Жаль эти десять минут. Но еще больше сожалею о последних пяти годах. Всего хорошего, Евгения.

Он указал пальцем на дверь, но маленькое изваяние не двинулось с места.

– Оглохла?

– Если… достану интервью…

– У меня лекция, – отрезал он и направился к выходу.

– Просто пообещайте это!

Женя привстала, видя, что он уходит, не дав слова. Тот обернулся. Помедлив, подошел и произнес по слогам, будто пытался достучаться до глухонемой:

– Не понимаешь? Это невозможно.

– Значит, когда сделаю невозможное, ответите тем же?

Он устало закрыл глаза. Воистину, клинический случай.

– Хорошо. Принесешь интервью с Мирзоевым – позвоню Петушкову. Но если не сделаешь этого – а ты не сделаешь – об этом разговоре станешь жалеть всю профессиональную жизнь. Не беспокойся, она будет недолгой: лично прослежу. Начну с того, что окажешься беспрецедентным случаем, когда студент не защитил диплом.