Константин Марино - Антипод-s. Философская фантасмагория. 3-й том

Веселая шкатулка (3 часть)

спасибо…

– Отстань, (Мастер) неодобрительно смотрел на третий раз звонящий телефон, но не спешил брать мобильный аппарат в руки.

Ведь он знал, чем это закончится – ДеМакс вынесет ему весь мозг, но потащит с собой в какой-нибудь клуб как минимум играть, а как максимум – пить и бесноваться. На четвертый раз трубку брать все же пришлось – мало ли, что с товарищем произошло.

– Найс, собирайся, помчали в бар! (Мастер) молча вздохнул.

– Ну? Я же слышу, что ты там. Ты же трубку взял. Пойдем? (ДеМакс)

Мастер второй раз молча вздохнул, понимая, что отвертеться нечем.

– Привет для начала. Может, у меня дела… (Мастер)

– Какие, нахрен, дела? Я заеду за тобой в шесть… (ДеМакс)

Трубка замолчала, а Мастер обратил внимание на время. Было только 12 дня. Не зря звонил настолько заранее, не придумать даже таких длительных дел. ДеМакс был бы на пороге уже через три часа, видимо, чтобы контролировать сборы, но пока не торопился к нему.

Когда позвонили в дверь, Мастер и Глю переглянулись. Мастер пошел открывать, понимая, что никого не ждет. На пороге стояла девочка, маленькая и худенькая, страшно похожая на попрошайку. Она смотрела то ли на Мастера, то ли сквозь него.

– Дяденьки, отдайте шкатулку. (Девочка)

– Что? Какую?.. (Мастер) смутно помнил, как ему принесла шкатулку мертвой дочери мать, убитая горем. Родственники, желая упечь ее в психушку, всюду подсовывали ей любимую шкатулку девочки, – ты кто?

– Маша я. Отдайте шкатулку, дяденьки, (Девочка) смотрела умоляюще.

Мастер был не против, только как понять, хозяйка шкатулки это или подосланная барышня для продолжения издевательств? Он принес шкатулку и задумался, почему она так обращалась.

– Маша, а почему дяденьки? Я же здесь один. (Мастер)

– Нет, рядом с вами хранитель есть, (Девочка) бережно взяла шкатулку в руки и посмотрела на Мастера в упор, – спасибо за маму. И вам и ему спасибо. Ей теперь легче.

Мастер не удержался и обернулся, но так и не увидел Ангела, который всегда стоит у него за спиной, следя за тем, чтобы с ним ничего не случилось. Когда же он снова посмотрел перед собой, то никого не было, зато по лестнице поднимался ДеМакс.

– Черт подери, какого хрена у тебя не работает лифт? Я заколебался подниматься. (ДеМакс)

– Ты видел тут девочку со шкатулкой? (Мастер)

– Чего? Пьяный что ли? Не прокатит, все равно поедешь со мной. (ДеМакс)

– Нет, девочка, маленькая, худая такая… (Мастер) видя непонимающий вид друга, махнул рукой, – а, забей.

– Чего ты светишься весь? Точно не пьяный? (ДеМакс)

– Да отстань. Помог просто хорошему человеку. (Мастер)

Ее молчаливая элегантность покоряла Мастера всегда. Сегодня она была столь же элегантна, сколь и печальна. Небольшая вуаль на лице серого цвета прикрывала большую половину лица, но красная помада привлекала все внимание к ее губам. Мастер никогда не мог определить ее возраст. То она выглядела юной особой, манящей и одновременно пугающей, то дамой средних лет, которая привлекала внимание, но удерживала на дистанции. Но практически всегда он ее не видел, а лишь ощущал ее присутствие неподалеку. В этот раз все было точно также.

Он и Глю шли по широкому коридору больницы, намереваясь отдаться в руки волонтеров. Вернее, Мастер собирался отдаться и добровольно помогать им, а Глю была в добровольно-принудительном порядке депортирована из квартиры в сторону больницы. Принудительно, потому что не хотела в принципе вылезать из-под одеяла, а уж тем более идти бесплатно работать. А добровольно, потому как ей были обещаны новые сапоги и, судя по выражению лица, еще и сумка. Они почти дошли до кабинета сестры-хозяйки, когда Мастера отвлек страшный плач, более похожий на вой. Дверь в палату интенсивной терапии была открыта, а за ней собралось уже некоторое количество зевак.

Сюда доставили ребенка, который тяжело заболел. Ему было около трех лет на вид, светлые, почти белые волосы падали на лоб и прилипали к нему – у мальчика был жар. Его мать не давала врачу вставить и слова, постоянно завывая. Вокруг них собрались другие врачи, медсестры и прочий медперсонал. Вдалеке стояло и несколько прохожих. Что они забыли около чужого горя – отдельный вопрос. Причина плача выявилась моментально.

– Отключайте, (Мать) хрипела.

– Подумайте хорошо, Марина. Савва сильный мальчик, а вдруг он выкарабкается… (Врач)

– Отключайте, (Мать) еще мрачнее прошипела.

– Нужно только ваше согласие на операцию и переливание крови, тогда мы сможем бороться за его жизнь, (Врач) настойчиво проговорил. Было видно, что повторяет он это уже далеко не первый раз.

– Я не допущу, чтобы в теле моего мальчика ковырялись ваши пальцы. И чужой крови в нем не будет. Отключайте ваши бесовские машины. Я против всего этого. Если Богу так угодно – пусть забирает моего сына. Отключайте. (Мать)

– Кто-нибудь, ну объясните же ей! (Врач) в отчаянии обвел взглядом комнату, – он же умрет без аппарата!

– Женщина… (Медсестра) робко начала, смутно напоминающая Смерть лицом и фигурой, – ребенок будет долго жить, если ему операцию провести.

– Я вашего мнения не спрашивала! (Мать) взвилась, – это мое решение! Умрет, значит, так должно быть! Возомнили себя богами, штопаете людей на манер тряпок! Мы божьи твари, созданы по его образу и подобию! Какое право вы имеете! Я на вас жалобу напишу! И не одну!

***

Его отключили от аппаратов. Он дернулся, посмотрел неосознанным взглядом ярких синих глаз на мать и перестал дышать. Мастер смотрел потерянно на тело ребенка, смутно слыша рыдания половины женщин в палате, и вдруг ощутил чей-то взгляд. На него смотрела Смерть. В ее глазах стояли слезы, ее лицо было той самой медсестры, только ее уже никто не видел. Неизменная ярко-красная помада была размазана. Она покачала головой и что-то сказала. Мастер прочитал по губам «это не моя вина». У ребенка была такая большая жизнь впереди, но родители решили иначе.

С того самого дня, как Нейрозилла вскользь рассказал о богине Кали, с которой явно был связан собственными способностями Мастер, он не мог обрести покой. Он перерыл множество страниц самых разных ресурсов интернета, но так и не нашел ничего, что напоминало бы удивительную девушку. Ведь он уверен, что видел ее недавно. Ему жутко хотелось на нее посмотреть. Настолько сильно, что это ощущалось в воздухе. Психанув оттого, что глаза уже начинали болеть, Мастер засобирался из дома.