Дэвид Розенфелт - Первая степень

Когда полиции стало известно, в какое время было подожжено тело, они смогли определить время смерти с необыкновенной точностью: Дорси был убит между полтретьего и тремя часами ночи. Как раз в это время Оскар, по его же собственным словам, находился в противоположном конце города, сдавая еженедельную мзду своим преступным боссам.

Это была ситуация, где наши с Лори обязанности пересекались. Я – адвокат, Лори – детектив; у меня не было никаких иллюзий насчет наших ролей и никакого желания поменяться ими. Но я люблю присутствовать при начале каждого расследования; это связывает меня с делом, что оказывается полезным.

Само место расследования напоминало о Паттерсоне прошлого. Дома были скромные и поддерживались в идеальном порядке, а улицам удавалось сохранять ощущение близкого доброго соседства. Дети беззаботно играли на улицах; любой торговец наркотиками, если он в здравом уме, не стал бы и пытаться искать здесь клиентов.

В северном Нью-Джерси главой той организации, которую раньше принято было называть семьей, был Доминик Петроне. Я встречал Петроне на разных скучных торжественных приемах, которые вынужден был посещать. Интеллигентный седой мужчина с прекрасными манерами, он выглядел как типичный главный администратор крупной компании, каковым, в сущности, и являлся. Товары и услуги его корпорации включали наркотики, проституцию, незаконное ростовщичество, отмывание денег и иногда парочку-другую убийств. Это была нелегкая работа, но кто-то же должен был выполнять ее.

Я взял с собой фотографию Оскара и показал ее некоторым людям на улице, спрашивая, не узнают ли они его. Это было антипродуктивно; это заставляло их думать, что мы – часть принудительного применения закона, а значит, мы против Петроне, а значит, мы враги. Эти люди не нуждались в полиции и не пользовались ее услугами – все, кто им нужен был для защиты своих жизней и имущества, жили по соседству. Они бы скорее предали Господа Бога, чем Доминика Петроне, и любые вопросы только заставляли их смотреть на нас с подозрением.

Разумеется, было совершенно невероятно, чтобы тот человек, к которому Оскар приходил сюда, был Петроне. У него были люди, у которых были свои люди, у которых были люди, и у тех тоже были люди, чтобы заниматься такой мелкой сошкой, как Оскар. И даже они не заинтересовались бы им.

Поскольку мы не знали, в какой конкретно дом приходил Оскар, и не могли найти никого, кто вспомнил бы, что видел его, то в основном бесцельно шатались по улицам, нисколько не продвигаясь к разгадке. Расследование совсем застопорилось.

Мы уже почти собрались уходить, когда увидели супермаркет «Пищевая ярмарка», куда Оскар, по его словам, заходил. Первое, что мы сделали, это удостоверились, что в ту ночь работала совсем другая смена сотрудников, и шансов, что кто-то из нынешней смены вспомнит Оскара, не было. Лори придется вернуться сюда ночью и проверить ночную смену.

Мы попросили позвать менеджера – хотели выяснить, нет ли у них записей, сделанных скрытой камерой, относящихся к тому вечеру, о котором идет речь. Если Оскар был здесь той ночью, он мог быть на этой записи.

Менеджер ушел выпить кофе, и пока мы ждали, Лори решила немного прогуляться по магазину, купить еды. Она отошла, а я догулял до банкомата, чтобы по крайней мере предложить заплатить за ее покупки. В супермаркете было небольшое отделение банка с тремя банкоматами.

Из другого похожего дела я знал, что наши шансы что-то обнаружить на записях скрытой камерой равны нулю. Большинство магазинов просто крутят эти ленты в 24- или 48-часовом режиме, а потом ставят сначала и записывают поверх предыдущей записи. Но попытка не пытка, и когда вернулся менеджер, Уолли, мы задали ему этот вопрос. Что его зовут Уолли и что он менеджер, я узнал из бэджа на кармане его форменной рубашки, гласившего «Уолли», а строкой ниже – «менеджер». Это те хитрости, которым я научился, сопровождая Лори на расследованиях.

– Как долго вы храните записи скрытой камеры? – спросил я.

– Вы что, копы? – спросил Уолли.

Его ответ явно не соответствовал вопросу, и он сказал «копы» с таким видом, будто если бы мы действительно были полицейскими, он бы попытался отвести нас в отдел товаров для борьбы с садовыми вредителями и там применить против нас дуст. У меня было такое чувство, что кто-то предупредил его о том, что мы выслеживаем кого-то, задавая вопросы.

– Нет, – сказал я.

– А что тогда?

– А что тогда – что? – парировал я.

Это был остроумный ответ на уровне довольно искушенного человека; надеюсь, Лори поведет себя так же.

Кассир, стоявший на расстоянии, на котором он мог слышать наш разговор, зевал: острота определенно прошла мимо него.

– Кто вы такие? – потребовал он.

– Я устал от этого разговора, – ответил я, после чего Лори выразительно вздохнула и вмешалась:

– Он адвокат, а я частный детектив. Мы можем прислать вам повестку в суд, и вы проведете целый день, давая показания, либо же вы можете ответить на пару простых вопросов и вернуться к складыванию бидонов на складе номер семь. Выбирайте.

– Точно, – сказал я, чтобы подчеркнуть ее слова, но удержался и язык ему показывать не стал.

Он рассердился, однако понял тщетность противостояния силе закона в моем лице.

– Мы ведем записи двадцать четыре часа, а затем записываем на те же кассеты заново.

Я показал ему фотографию Оскара.

– Вы когда-нибудь видели этого человека?

– Нет, – немедленно ответил он, едва взглянув на нее.

Даже если бы я показал ему фотографию Джорджа Буша, он бы тоже не задумываясь ответил «нет».

– Вы как хороший гражданин могли бы и постараться помочь нам, вы же хотите, чтобы свершилось правосудие, – парировал я.

Лори тут же утащила меня, и очень жаль, потому что перед моими аргументами он не мог устоять.

По дороге из супермаркета я в рамках своей благотворительной программы бросил чек на двадцать долларов в жестянку для пожертвований, затем мы с Лори разделились. Она собиралась опросить соседей Оскара, а я возвращался в офис на встречу. Лори не спросила адрес Оскара, из чего я заключил, что она знает, где он живет. Из полицейских рапортов я знал, что Оскар жил там только два месяца. То есть Лори не могла узнать этот адрес, когда еще служила в полиции. Что же, Оскар не зря упомянул в суде, что она крутилась возле его дома. Я не стал задавать ей вопросов. И не стал спрашивать себя почему.

Встречи, назначенной у меня в офисе, я ждал с нетерпением. Мы с Уилли Миллером собирались обсудить иск, который я подал от его имени против моего бывшего крестного отца, Филиппа Ганта – об имуществе Виктора Маркхэма.

Виктор и Филипп двадцать пять лет назад совершили убийство, а затем, много лет спустя, – еще одно, чтобы скрыть то, первое, да вдобавок сумели подставить Уилли, так что виновным во втором убийстве признали его. Уилли провел семь лет в камере смертников, но мне удалось на повторных слушаниях доказать его невиновность. В результате Филипп оказался в тюрьме, а Виктор покончил с собой. Жестокая история, особенно для Уилли, но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: и Филипп, и Виктор были баснословно богаты.