Дэвид Розенфелт - Первая степень

– Нет, не было.

На этом я поставил точку, и Дилан попытался затереть те дыры, которые я пробил в его версии. Затем был перерыв на ленч. И Лори, и Кевин, и я – все мы были рады показаниям Сабониса. Нам удалось заронить весьма серьезные сомнения в той области, где и без того автоматически должны были возникнуть сомнения – мог ли человек вроде Лори совершить столь жуткое преступление.

Мы с Кевином быстро подготовились к следующему свидетелю Дилана. Это была начальник полицейской лаборатории, Филлис Дэниелс, которая должна была свидетельствовать по поводу результатов теста на ДНК. Она была нашим ключом к тому, чтобы поставить под сомнение надежность теста на ДНК, и, думаю, у нас были основания надеяться на удачу. Маркус при некоторой неофициальной поддержке Пита Стэнтона обнаружил некоторую полезную для нас информацию, касающуюся лабораторной практики.

Двадцать лет назад Филлис Дэниелс была техником в полицейской лаборатории, не слишком хорошо образованным, однако именно она предвидела, что зарождавшаяся тогда наука о ДНК принесет огромные плоды в полицейских расследованиях. Она успешно обзавелась всем необходимым, чтобы стать экспертом, и таким образом сделала быструю карьеру – по крайней мере, настолько быструю, насколько это возможно для ученого в полицейском департаменте Паттерсона.

Мне уже приходилось сталкиваться с Филлис в некоторых предыдущих делах. Она могла быть довольно занудной и обожала демонстрировать свой профессионализм, но ее знания и честность в самом деле подкупали. В руках Дилана она была выдающимся свидетелем, который не оставит ни у кого никаких сомнений в том, что ДНК из сожженного тела абсолютно идентична ДНК, обнаруженной в крови, которую Дорси сдавал в полицейской лаборатории. Дача свидетельских показаний проходила без всяких неожиданностей, и у меня не было никаких намерений бросать вызов.

– Мисс Дэниелс, вы утверждаете, что образец крови лейтенанта Дорси находился в 21-м кабинете полицейской лаборатории. Как охраняется этот кабинет?

– Там всегда сидит человек за конторкой на входе в кабинет. Двадцать четыре часа в сутки.

– Этот человек вооружен?

– Нет, это штатская работа. Но всякий входящий обязан расписаться.

– Ответьте, если знаете: кабинет, где хранятся улики, охраняется так же?

– Нет, – сказала она. – Хранилище улик охраняется вооруженным офицером.

– Как по-вашему, вооруженный офицер – более эффективная охрана, нежели штатский наблюдатель?

– Да, думаю, да.

– Кто имеет право входить в 21-й кабинет, расписавшись?

– Офицеры полиции, которым требуется доступ к материалам, хранящимся в этом кабинете.

– Спасибо, – сказал я. – И еще одно: вы утверждаете, что ДНК в крови, помеченной как кровь лейтенанта Дорси, соответствует образцу крови в данном деле. Я правильно понимаю?

– Да.

– Позвольте сделать предположение. А что, если образец крови в лаборатории был заменен или неверно помечен, а на самом деле кровь не принадлежала лейтенанту Дорси? Тогда и тело, обнаруженное на складе, не могло ему принадлежать. Верно?

– Это совершенно верно. Однако я своими глазами видела пробирку, когда делала тест.

Я продемонстрировал лист записей из лаборатории и попросил ее прочесть отдельную его часть. Из этих записей явствовало, что Алекс Дорси дважды посещал лабораторию в течение трех недель перед своим исчезновением.

– Нет ничего необычного в том, что он заходил туда, – сказала она. – Офицеры постоянно туда заходят.

– Если он заходил туда для того, чтобы подменить образец крови на другой, который специально для этих целей принес с собой, – мог он это сделать?

– Полагаю, это возможно, – нехотя ответила она.

– То есть вы считаете такое предположение обоснованным! – спросил я.

Это было слово, отягощенное особым смыслом: если мне удастся доказать, что существуют обоснованные сомнения в принадлежности крови Алексу Дорси, значит, мы на правильном пути. Как Дилан может доказать, что Лори убила Дорси, если он даже не может избежать обоснованных сомнений в том, что Дорси вообще мертв?

– Я не могу дать вам точный ответ. – Это было самое большее, что она могла допустить.

– А что, если бы вы услышали свидетельство жены лейтенанта Дорси, которая показала, что ее муж планировал фальсификацию своей смерти? Было бы в таком случае обоснованным подозрение, что он мог заменить образец крови?

– Предполагаю, что оно было бы обоснованным.

– Благодарю. И еще раз, чтобы расставить точки над «i»: если кровь была подменена, если это не была кровь Дорси, тогда это означает, что тело тоже не Дорси? Я правильно понимаю? – повторил я ради эффекта.

– Да.

Я отпустил ее с кафедры, едва сдерживая желание заорать: «Наша взяла!» У нас был на удивление продуктивный день, и свидетельство тому было отпечатано на лице Дилана.

Выйдя из зала суда, я остановился на достаточно длительное время, чтобы дать мини-пресс-конференцию, во время которой позволил себе немного злорадства. Вопросы сами по себе свидетельствовали о том, насколько удачным этот день был для нас: репортеры хотели знать, допускаю ли я, что Топор снимет обвинения, когда прокурор закончит излагать свою версию. Я этого не допускал, но не мог же я в самом деле мешать распространению такого слуха.

Мы, как обычно, заседали в гостиной вечером, и я сделал все возможное, чтобы немного умерить всеобщий энтузиазм. Лори и Кевин умом вполне понимали, что сегодня мы выиграли битву, однако до окончательной победы в этой войне еще далеко, и провозгласить ее могут только присяжные. И все же мы так привыкли к неприятным новостям, что нынешнее радостное возбуждение было вполне объяснимо.

За обедом Лори произнесла тост за своих замечательных адвокатов, и поскольку не поддерживать тост – плохая примета, я присоединился. Я вставил свой тост – за Барри Лейтера, в некотором смысле для отрезвления. Кевина я еще никогда не видел таким счастливым, и мне пришлось потратить некоторое время, чтобы немного успокоить их обоих, дабы мы могли приступить к планированию работы с завтрашними свидетелями.

Я почти успел подготовиться к завтрашнему дню, когда нарисовался Уилли Миллер. Он объяснил, что собирался позвонить мне и выяснить, не поступало ли встречное предложение по его делу (оно не поступало), но когда услышал по радио сегодняшние хорошие новости о нашем деле, решил зайти. И с ним был Бакс, чудо-пес.

Бакс ходил за Уилли повсюду, и Уилли уверился, что Бакс – самая умная и замечательная собака за всю историю мира. Поскольку общеизвестен факт, что самой умной и замечательной собакой за всю историю мира является Тара, я точно знал, что его претензии чрезмерны, но позволил ему оставаться в блаженном неведении. Тем более, что Бакс был действительно довольно милым псом и, кажется, понравился Таре.