Карло Лукарелли - Almost blue

Омнителъ. Мы фиксируем ваш звонок. Дождитесь сигна…

«Телеком Италия Мобиле». Абонент находится вне зоны действия сети. Отключитесь и попробуйте перезвонить по…

– Ничего, если я сниму ботинки? Не думаю, чтобы ситуация с запахами особенно изменилась, поскольку я утром принимала душ, но все-таки целый день бегала и…

Грация двумя пальцами подняла воротник свитера, натянула его на нос, пошевелила плечами. Ощупала грубую джинсовую ткань в промежности, на минуту задумавшись, не забыла ли она утром сунуть тампон, ведь шли уже последние дни, потом рывком поднялась с подушек и склонилась к ботинкам.

Из стереоколонок звучал голос Чета Бейкера.

Из сканеров – резкий переливчатый свист работающего факса. Низкое монотонное жужжание сотового с подсевшей батарейкой. Синтетические ноты «Болеро» Равеля, которые исполняет телефон-секретарь.

Из стереоколонок – труба Чета Бейкера.

– Что такое? – вдруг встревожилась Грация.

Симоне вытянул шею, завертел головой, будто что-то искал. Но едва услышал ее голос, как замер, повернув к ней левое ухо.

– Ничего, – отозвался он. – Я перестал тебя ощущать.

– Я тут, – сказала Грация, стоя у него за спиной. Протянула руку, коснулась его плеча, но Симоне отодвинулся, чуть скользнув по спинке кресла. Снова отъехал, медленно, явно нервничая.

Грация подошла, остановила кресло и оперлась на спинку. Потом уселась на подлокотник, держась за край стола, чтобы сохранить равновесие. Заметив, что ноздри Симоне раздулись, застеснялась и попыталась отодвинуться.

– Ох, знаю. Говорю тебе: я весь день бегала и…

– Нет, ничего такого, – торопливо произнес он и поднял руку, но так и не дотронулся до своей соседки. – Ничего неприятного. Просто одного запаха я не понимаю. Вроде бы пахнет маслом.

Грация инстинктивно завела руку за спину, притронулась к кобуре, болтавшейся у пояса.

– Это пистолет, – объяснила она.

– Ах, ну да.

Симоне склонил голову к левому плечу, ближе к Грации, даже чуть пододвинулся к ней. Принюхался.

– Резина. Твои ботинки на резине.

– Да, но ты смущаешь меня, не надо, пожалуйста…

– Табачный дым.

– Да, но это не я курю. Это куртка все впитывает. А Матера и Саррина оба дымят.

– Запах кожи, сильный, чуть горьковатый. Запах теплой ткани, возможно хлопчатобумажная майка. Что-то кислое и сладковатое тоже… но немного, меньше, чем в тот раз, когда ты пришла впервые.

– Послушай, я себя чувствую куском дерьма…

– И еще «Summertime».

– Ах черт, верно!

Грация напела первые ноты, на-на-наан, фальшивя и выбиваясь из ритма, но ноты были те самые. Оттолкнулась ногой от пола, закружилась в кресле вместе с Симоне, который теперь уже не скрывал улыбки.

– «Белый мох». Собственно, я его купила только потому, что мне понравилась песня. Вот черт, Симо… ты прямо как в том фильме, может, ты его…

Она чуть было не сказала «видел», но осеклась, закусив нижнюю губу. А Симоне пожал плечами, покачал головой, все еще улыбаясь.

– Нет, – ответил он, – я его не видел. Я не из тех, кто часто ходит в кино.

Грация улыбнулась и снова посмотрела на Симоне, на его асимметричное лицо, на прикрытый глаз, который ее не видел, не следил за ней, ничего, казалось, у нее не спрашивал и ничего не просил. Стоило ей однажды войти сюда, в мансарду, и сесть на диван, как она сразу почувствовала облегчение, почти успокоилась, несмотря на то, что в самом разгаре была охота на призрака в дебрях подпольного города, и еще подумала в тот момент, что облегчение – чисто физическое – оттого, что она села и сняла обувь после долгого дня, проведенного на ногах. Но теперь, глядя на Симоне, решила, что это как-то связано с ним. Как хорошо было находиться рядом с кем-то, кто не сверлил ее пристальным взглядом, ироническим ли или покровительственным, но всегда чего-то требующим: и одевайся так, чтобы походить на женщину; и останься со мной, будешь помогать мне в баре; и поймай его, девочка моя. С Симоне все было не так. Он не смотрел, он не сверлил взглядом, он ничего не требовал. Просто слушал. Слушал, что она говорит.

И голос ее невольно смягчился, она постаралась сделать его как можно более нежным, не таким грубым и резким, как обычно.

– Ну, раз уж ты не ходишь в кино, – проговорила она, – то что ты делаешь обычно, Симо?

– Слушаю сканер. Ловлю голоса города.

– Хорошо. А что еще?

– А больше ничего.

– Ты никуда не выходишь? Ведь должен же ты куда-то выходить?

Симоне больше не улыбался. Он снова оперся о край стола, погрузился в провода, и пальцы снова забегали по кнопкам сканера, словно по клавишам фортепьяно.

– Нет, я не выхожу, – сказал он.

Я договорился с девчонками, увидимся в «Парадизо» около де…

Лалла нас ждет в рес…

Давай решим, когда мы встре…

Это Паола. Bono, это…

Да ведь и я никуда не выхожу, подумала Грация. Разве поесть пиццы или в кино с коллегой из иностранного отдела, но это не значит выходить.

– Но ты с кем-нибудь видишься, а? Ну не знаю, Симо… с друзьями…

– Нет.

Слушай, дружище, мы сегодня ве…

Да ведь и я тоже ни с кем не вижусь, подумала Грация. Разве что с Витторио или с бывшими сокурсниками, но это не значит видеться с друзьями.

– А девушка, Симо? У тебя есть девушка?

– Нет.

Симоне опустил голову еще ниже, еще ближе к голосам, к жужжанию. Потом обернулся.

– А у тебя есть парень? – тихо спросил он.

Грация поморщилась, покачала головой:

– Парень? Нет, сейчас нет. Я слишком занята своей работой и… Что там такое?

Симоне так резко вскочил, что она едва удержалась на подлокотнике. Он развернулся в другую сторону, к правому сканеру. Протянул руку и крепко, до боли, вцепился Грации в плечо.

Да, приду.

Правда придешь? Не забудешь?

Да. Сегодня вечером. Альтернативный театр. О'кей.

Жужжание. Связь прервалась со щелчком, загудел, зашелестел пустой эфир. Симоне пробежался пальцами по кнопкам сканеров и выключил все, кроме правого.

Жужжание. Назойливое, зеленое жужжание.

Грация спрыгнула с кресла, прямо в белых носках протопала к дивану, где оставила куртку. Вынула из кармана сотовый, быстро-быстро набрала номер, одновременно пытаясь обуть ботинки, валявшиеся на полу.

– Алло, Матера? – чуть не проорала она, потом добавила, обращаясь к Симоне, тыча в него указательным пальцем с коротко обстриженным круглым ногтем: – Сегодня вечером мы с тобой выйдем вместе, Симо. Сегодня вечером мы пойдем развлекаться. Мы с тобой, вместе.

Под подошвами ботинок – мягкая ребристая поверхность, податливая, липкая; ниже – твердый пологий склон: резиновая дорожка на бетонном пандусе. Вокруг – свежий, вольный воздух вечера, но, едва заканчивается подъем, в лицо бьет тяжелая, горячая струя: входная дверь, распахнутая передо мной на вершине пандуса. Внутри, пока еще приглушенное, забитое рокотом машин за моей спиной и голосом (снизу слева: «У тебя есть пропуск, Арчи? Нужно платить десять тысяч»), – далекое дуновение саксофона: Альтернативный театр на улице Ирнерио.