Джон Тренейл - Пути зла

Смотрю на небо. Луны нет, значит, можно не опасаться, что меня выдаст тень. Делаю шаг вперед, по направлению к окнам. Долго жду, прежде чем продвинуться еще на шаг. Через некоторое время разговор замирает, уступая место другим звукам. Я слышу прерывистое дыхание. Когда доктор Диана издает протяжный дрожащий звук – стон удовольствия, – кожа вдоль моего позвоночника собирается складками и ползет вверх, потом возвращается на место, кишки в животе сжимаются.

Прикладываю ухо к тонкой щели оконной рамы. Смотрю сквозь стекло, но темнота окутывает их фигуры, извивающиеся на постели. Я закрываю глаза. Лучше сосредоточиваться на том, что говорят мне уши. Это напоминает мне мое детство, дом.

Я был подростком, когда отец в первый раз изнасиловал меня, и пятнадцать, когда он сделал это в последний раз. А в промежутке сколько вздохов, сколько криков, стонов прозвучало за столько ночей. Сколько слез было пролито, сколько крови, сколько спермы?.. А какое страдание, какое удовольствие и какой стыд! Была ли ночь единственной свидетельницей того, как из ребенка я превращался в мужчину?

Какую гадость я пишу.

Какое… мягкое… дерьмо.

Напомните мне как-нибудь, и я расскажу вам, доктор Диана, что сказал мне мой папочка в тот первый раз. Можем обменяться воспоминаниями.

…Когда в комнате более получаса царит полная тишина, раздвигаю окна и с порога вглядываюсь в темноту. Мне не видно тел на кровати, но я ощущаю их присутствие. Слышу глубокое, прерывистое дыхание утомленных любовников. Они будут спать вечным сном в объятиях друг друга до Второго пришествия.

Стою, глядя на них, довольно долго. Минуты бегут. Наконец удаляюсь через стеклянные двери. Ухожу не оглядываясь.

Диана сбросила покрывало и села. Эд не пошевелился: его дыхание оставалось таким же размеренным. Она осторожно поднялась и натянула халат. От нервного напряжения она слегка дрожала. Дом замер в сонной, ничем не нарушаемой тишине. На верхней площадке она помедлила, прислушалась. Пульс ее бился учащенно, однако Диана почему-то чувствовала, что бояться больше нечего.

Она догадалась, кто стоял недавно в ногах у их кровати и внимательно всматривался в темноту. От него исходил специфический запах, она его знала, неприятный запах влажной ткани, которым он пропитался, напоминавший запах плесени на стенах родовой усыпальницы. Ощутив его присутствие, Диана не знала, что делать: разбудить Эда, зажечь свет? В конце концов она притворилась, что спит мертвым сном. А в душе умоляла незваного гостя поскорее уйти.

Спустившись вниз, включила свет. Быстро обошла весь дом. Все двери заперты, за исключением одной – раздвижной двери на веранду. Кто-то сломал задвижку.

Эд проснулся, когда Диана вернулась в спальню. Включив лампочку у кровати, он тер глаза; потом чихнул и ощупью начал что-то искать, пока не ухватился за ручку выдвижного ящика туалетного столика.

– Что ты ищешь? – спросила Диана.

– Салфетку… О Господи… – Он снова чихнул.

– Не здесь. В ванной. Сейчас принесу.

Когда она вернулась с салфетками, он сидел в постели.

– Который час? Что случилось?

– У нас был незваный гость.

Сонливость Эда как рукой сняло, словно на него вылили кувшин ледяной воды. Диана рассказала, как она проснулась с ощущением, что кто-то находится в комнате, стоит, наклонившись над кроватью. Но сквозь полусомкнутые ресницы она смогла рассмотреть только очертания человека, который вскоре исчез.

Эд потянулся к телефону.

– Что ты делаешь?

– Звоню в полицию, конечно.

– Полиция, – напомнила она ему, – уже здесь.

Он одарил ее выразительным благодарным взглядом, но это не произвело на нее должного впечатления.

– Эд, – мягко сказала она, – ничего не украдено, ничего не разбито, незваный гость ушел. Я не смогла бы опознать его, – если это действительно был мужчина, – даже ради спасения своей жизни.

– Может, остались следы? – неуверенно спросил Эд.

– Их далеко не так много, как твоих. – Диана кивнула на простыни, которые выглядели совсем не такими свежими, как два дня назад, когда она меняла белье. Она улыбнулась.

Выражение его лица подсказало ей, что он обдумывает версию, которую можно было бы сочинить, чтобы объяснить его присутствие здесь. Но никакая правдоподобная история не приходила на ум. К тому же Эд был полицейским. И ему было неловко, что он спал без задних ног и храпел, отвернувшись к стене, в то время когда его дама дрожала под нависшей над ней тенью незваного гостя и была настолько напугана, что не могла закричать.

– Эд, – нежно сказала Диана (единственно верный тон в данной ситуации), – ложись, дорогой, и спи.

Она погладила его по щеке и, наклонившись, поцеловала в губы. Поначалу он не отреагировал. Потом ответил на ее поцелуй. Диана легла, поправив постель, и Эд последовал ее примеру; а когда они занимались любовью, все было не так, как прежде: все было великолепно.

Позднее, когда Эд заснул, а Диана бездумно лежала рядом, она вновь услышала голос матери:

– Ты не была раньше такой…

– Мама, – прошипела она свирепо, – я – психолог и не могу больше слушать внутренний голос. Это симптом шизофрении.

– И глупо жить здесь, на краю мира, – слышался удаляющийся голос Ма-ма.

– Спокойной ночи, мама, – буркнула Диана.

– Спок, – пробормотал Эд.

Неделю спустя, в половине десятого вечера, Джонни выглянул из окна и увидел человека, стоявшего на дорожке под фонарем. На нем была какая-то странная одежда, хотя Джонни не разглядел, какая именно. Теперь мальчик знал, что это Тобес. Мысль о том, чтобы спуститься к нему, пугала мальчика. Но ему необходимо было продемонстрировать свое мужество. Кроме того, ему хотелось поговорить с другом.

Он долго колебался. Однако вышел.

Николь в этот вечер не было дома. Она ушла на какую-то вечеринку, где собирались одни женщины. Джонни слышал, как они еще раньше спорили об этом. Майк говорил: «Ты должна пойти», и Николь отвечала: «Но кто приглядит за Джонни?» – и несла всякую чепуху. Она все-таки ушла. (Там обсуждались какие-то дела, связанные с цветоводством, насколько понял Джонни. Как ухаживать за цветами.) Майк сидел в своем кабинете, стол его был завален бумагами, работал с портативным компьютером. Джонни по дороге украдкой заглянул к нему. Можно было не бояться, что Майк услышит его шаги: когда он был в рабочем настроении, ядерная бомба, если бы упала на Лос-Анджелес, не произвела бы на него большого впечатления.

Все шло прекрасно, пока Джонни не дошел до калитки. К тому времени, когда он приблизился к ней, Тобес уже ушел. Он направлялся, как всегда, к своему потайному убежищу. Джонни последовал за ним. Но тут внезапно в животе у Джонни стало щекотно. Как будто ему засунули туда большущий надувной шар. Он прижал руку ко рту. Он дрожал, что было уже совсем странно, потому что ночь была теплой.