Джон Коннолли - Черный Ангел

— У меня еще один вопрос.

— Только один.

— Что Брайтуэлл делает с умирающими?

— Он касается ртом их губ.

— Зачем?

— Души, — ответил Киттим, и мне показалось, что я услышал завистливые нотки в его голосе. — Брайтуэлл — хранилище душ. — Он низко опустил голову, потом улегся на кровать, закрыл глаза и повернулся лицом к стене.

Вудроу было ничем не приметным местом. Никакого швейцара в зеленой ливрее и белых перчатках, призванного охранять покой его обитателей. Вестибюль был обставлен трудноизнашивающимися виниловыми зелеными стульями, повсеместно любимыми начинающими дантистами. Внешние двери были никак не защищены, но внутренние двери оказались заперты.

Справа от них был домофон и три линии звонков с выгоревшими табличками с фамилиями жителей. Имени Филиппа Босворта не было среди них, хотя на многих табличках имена вообще отсутствовали.

— Может, у Росса неверные сведения, — засомневался Луис.

— Это ФБР, не ЦРУ, — сказал я. — К тому же, как бы я ни относился к Россу, не в его правилах изворачиваться, когда дело идет об информации. Босворт где-нибудь здесь.

Я стал по очереди нажимать на каждый звонок. В первом случае ответила женщина, очень старая, злющая и глухая. На мой второй звонок ответил некто, кто мог быть ее старшим, еще более глухим и даже более сварливым братцем.

На третий раз я попал в квартиру к молодой женщине, которая вполне могла оказаться проституткой, судя по ее замешательству и бормотанию о какой-то ранее условленной встрече.

— Росс сказал, что квартира принадлежит родителям Босворта, — сообщил Луис. — Возможно, у него другая фамилия.

— Возможно, а может, и нет.

Я стал водить пальцем по табличкам сверху вниз и остановился на половине третьего ряда. Фамилия на табличке была Ринт, так звали того человека, который отвечал за реконструкцию склепа в Седлеце, проходившую в XIX веке. Это могло быть своего рода шуткой, но пошутить так мог только тот, кто однажды попытался вскрыть пол во французском монастыре.

Я нажал на кнопку звонка. Через секунду из динамика настороженно спросили:

— Вам кого?

— Меня зовут Чарли Паркер. Я частный сыщик, ищу Филиппа Босворта.

— Здесь нет никого с таким именем.

— Помощник Росс сказал мне, как найти вас. Если у вас есть сомнения, свяжитесь с ним, пожалуйста.

Я услышал нечто, похожее на смешок, затем связь прервалась.

— Хорошее начало, — заметил Луис.

— По крайней мере мы знаем, где он.

Мы стояли у закрытых дверей. Никто не входил, никто не выходил. Минут через десять я снова попытался позвонить. Мне ответил тот же самый голос.

— Мы все еще здесь, — сказал я.

— Что вам угодно?

— Поговорить о Седлеце. Поговорить о «сторонниках».

Я ждал. Загудел зуммер. Замок открыли.

— Проходите.

Мы вошли в холл. Над нашей головой торчало полукруглое приспособление синего цвета, скрывавшее камеры, наблюдавшие за входом и вестибюлем. Мы направились к двум лифтам с дверями серого цвета. Между ними в стене была щель для пластиковых ключей. Получалось, что только жители дома могли воспользоваться лифтом. Но стоило нам приблизиться, как дверь левого лифта открылась. Потолок внутри был зеркальным, с золотой отделкой. Нижняя часть лифта обита красным бархатом, старым, но все же в хорошем состоянии. Мы вошли внутрь, двери закрылись, и лифт поехал, хотя мы не успели даже нажать кнопку этажа. Стало понятно, что Вудроу совсем не такой простой жилой комплекс, как это могло показаться снаружи.

Лифт остановился на последнем этаже, и мы оказались в небольшом, без окон, с покрытым коврами полом холле. Перед нами были распашные деревянные двери, ведущие в квартиру в пентхаусе. С потолка над нами свисал другой синий пузырь наблюдения.

Двери квартиры открылись. Человек, встречавший нас, выглядел старше, чем я ожидал. На нем были синие хлопчатобумажные брюки и легкая синяя рубашка Ральфа Лаурена, а на ногах рыжевато-коричневые легкие кожаные мокасины с кисточками. Хотя рубашка и была застегнута вкривь-вкось, на отутюженных брюках я не заметил ни единой складки. Видимо, он только что оделся.

— Мистер Босворт?

Он кивнул. Я дал бы ему лет сорок, но у него были седые волосы, а черты лица искажены недавней болью, и один из его синих глаз казался бледнее другого. Когда он отступил в сторону, чтобы пропустить нас, он слегка качнулся, как если бы почувствовал уколы от булавок и игл в одной или обеих ногах. Он держался за ручку двери левой рукой, а правую вовсе не вытаскивал из кармана брюк и не протянул руки для приветствия ни мне, ни Луису.

Он просто закрыл за нами дверь и медленно направился к мягкому креслу. Держась левой рукой за подлокотник, он сел в кресло. Его правая рука по-прежнему оставалась в кармане.

Комната, в которую мы попали, оказалась впечатляюще современной, из всех пяти вытянутых в ряд окон открывался великолепный вид на реку. На полу лежал ослепительно белый ковер, все места для сиденья были целиком отделаны черной кожей. На одной из стен разместились широкоформатный телевизор, DVD-плеер и ряд черных книжных полок с пола до потолка. На полках почти ничего не стояло, кроме какой-то керамики и античных статуэток, явно потерявшихся в шикарном окружении. Большой дымчатого стекла обеденный стол стоял слева от меня, окруженный десятью стульями. Судя по всему, им вообще никогда не пользовались. Проходя в комнату, я заметил кухню, где первозданным блеском сияла каждая поверхность. Налево шел коридор, возможно, к спальням и ванной комнате. Так может выглядеть квартира для проведения шоу или если нынешний владелец уже освобождает ее от своего присутствия.

Босворт ждал, что мы ему скажем. Этот человек был болен, и болен серьезно. С момента нашего появления ему явно причиняла боль правая нога, мышцы которой сводило длительной судорогой, а левая рука все время слегка дрожала.

— Спасибо, что приняли нас, — начал я и представил ему своего спутника. — Это мой коллега, Луис.

Босворт метнул взгляд с одного на другого. Он облизал губы, затем дотянулся до высокого пластмассового стакана на маленьком стеклянном столике подле себя, внимательно удостоверившись, что твердо держит его, прежде чем поднес ко рту. Неловко отпив воду через трубочку, так же осторожно вернул стакан на стол.

— Я переговорил с секретаршей Росса, — заговорил он после этого. — Она подтвердила ваши слова. В противном случае, вы бы сейчас не были здесь, а сидели бы под присмотром охранников этого здания, ожидая прибытия полиции.

— Я не обвиняю вас в предосторожности.

— Весьма великодушно с вашей стороны, поверьте мне. — Он снова хихикнул, но этот смешок скорее относился к нему самому и его собственной слабости, нежели ко мне. Своего рода двойной блеф, который не сумел убедить никого в комнате. — Присаживайтесь, — предложил он нам, жестом показывая на кожаный диван с другой стороны кофейного столика. — Я достаточно давно не имею удовольствие общения иного, чем с докторами и медсестрами или с заботливо участливыми членами своей семьи.