Джон Коннолли - Черный Ангел

— С этим мистером Брайтуэллом связано много интересного. Хотя бы уже то, что он или его предки, поразительно похожие на него, существовали на этой земле уже очень-очень давно.

Он кивнул своему спутнику, и Бартек начал раскладывать на столе фотографии. Мы сидели в самом конце зала и предупредили официантку, что нам пока ничего больше не нужно и чтобы нас никто не беспокоил. Я пододвинул к себе первую фотокарточку. Это был черно-белый снимок группы людей, по большей части в нацистской форме. Между военными стояли и гражданские. Всего человек двенадцать, они сидели где-то под открытым небом за длинным деревянным столом с остатками еды, беспорядочно заставленным пустыми винными бутылками.

— Мужчина на заднем плане слева — это Матиас Стаклер, — показал мне Бартек. — Другие люди в форме — члены специальной эсэсовской группы. Гражданские лица — члены «Аненербе», «Общества исследования наследия и обучения», вошедшего в СС в 1940 году. На деле так назывался научно-исследовательский институт Гиммлера, использовавший далеко не гуманные методы. Бергер, эксперт по чистоте расы, увидел потенциал для экспериментирования в концентрационных лагерях уже в 1943 году. В тот год он провел восемь дней в Освенциме, отбирая больше сотни заключенных для проведения измерений и обмеров оценки, затем все они были отправлены в отдел анатомии в Страсбурге или в газовые камеры.

Весь штаб «Аненербе» имел чины СС. Это те самые люди, которые погибли в Фонтфруаде. Фотография была сделана всего за несколько дней до их гибели. К тому времени многие из товарищей Стаклера по полку погибли, пытаясь остановить продвижение союзнических частей после дня "Д". Те, кто рядом с ним на этой фотографии, — остатки самых преданных кадров.

Остальные закончили свой путь в Венгрии и Австрии, сражаясь в последний день войны. Они были преданными людьми, хотя и служили неверной цели.

Я не заметил ничего особенного в этих людях, правда, Стаклер выделялся ростом и казался крупнее остальных, чуть моложе их. Но черты его лица были резкими, а свет в глазах давно пропал. Я собирался отложить фотографию в сторону, когда Бартек остановил меня.

— Взгляните на тех, кто на заднем плане.

Я присмотрелся. За другими столиками, иногда в обществе женщин, но большей частью одни, сидели военные. В углу в одиночестве сидел мужчина, на столе перед ним стоял полупустой стакан вина. Он смотрел на группу эсэсовцев как раз в тот момент, когда их фотографировали, поэтому его лицо частично попало в кадр.

Это был Брайтуэлл. Чуть тоньше, безусловно, и волос на голове чуть больше, но шея так же распухла от опухоли, а немного женоподобные черты лица рассеяли любые сомнения.

— Но эта фотография сделана почти шестьдесят лет назад, — удивился я. — Должно быть, какая-то подделка.

— Это всегда возможно, но мы думаем, что она подлинная, — возразил Рейд, со скептическим видом выслушав меня. — Но даже если эта конкретная фотография подделка, у нас есть другие, относительно которых нет никаких сомнений.

Я пододвинул к себе остальные снимки. Большей частью черно-белые, некоторые подкрашены, как было принято на заре развития фотографии. На многих стояли даты, самая старая относилась к 1871 году. По большей части на них были запечатлены группы паломников на фоне церквей или монастырей. И на каждой я находил мужчину, чуть поодаль от группы, старавшегося не попасть в объектив, — странная, тучная фигура с полными губами и бледной, почти светящейся кожей.

На всех фотографиях имелась высокого качества репродукция картины сродни той, которую Клаудия Штерн показывала мне, возможно, даже того же самого художника. Как и там, на ней изображалась группа всадников, окруженных атрибутами насилия и войны. Пожары на горизонте, все мужчины вокруг всадников либо сражались, либо умирали, причем страдания умирающих отображались в сложнейших, почти фотографических деталях. У всех всадников на седлах обязательно присутствовал отличительный знак: кровавый дрек. Отряд всадников возглавлял длинноволосый брюнет в плаще, под которым виднелись доспехи. Художник рисовал его глаза в некотором несоответствии с пропорциями — они были слишком большими для его головы. На одном глазу выделялось белое пятнышко, как если бы краску содрали, чтобы показать незаполненный холст под ней.

По правую руку от предводителя автор изобразил Брайтуэлла, одной рукой держащего знамя с кроваво-красным дреком, другой — отрубленную голову женщины.

— Ваша репродукция напоминает ту картину, которую я видел, — подтвердил я. — Она меньше по размеру, и всадники здесь в самом центре экспозиции, а не только как фрагмент картины, но во всем остальном очень похоже.

— Эта картина изображает битву в Седлеце, — сообщил Бартек. — Седлец — теперь часть Чешской Республики, и мы знаем, что там проходило сражение между Иммаилом и монахом Едриком. После долгих споров, длившихся многие годы, было решено, что слишком опасно держать статую в Седлеце и что ее следует надежно перепрятать. Фрагменты карты были разосланы по монастырям, в каждом случае о них сообщалось только аббату, затем тот уже в своем аббатстве делился этой тайной только с одним доверенным монахом. Аббат Седлеца, единственный из всех членов ордена, знал, куда отослана каждая шкатулка, и, как только все они были распределены по монастырям, он стал готовить статую к перевозке в ее новое тайное укрытие. К сожалению, когда шла эта подготовка, Седлец был атакован теми, кого изобразил художник на своих картинах. Аббату удалось надежно спрятать «Черного ангела», но знание о месте его хранения Едрик унес с собой в могилу, так как только он знал все шесть монастырей, которым было поручено хранить у себя фрагменты карты в полной тайне под угрозой отлучения от церкви и вечного проклятия.

— Выходит, даже если статуя вообще когда-либо существовала, она утеряна? — уточнил я.

— Шкатулки существуют, — пояснил Рейд. — Мы знаем, что в каждой из них содержатся фрагменты какой-то карты. Вся эта история, правда, может оказаться всего лишь великой мистификацией, хитросплетением ума аббата Седлеца, тщательно продуманной шуткой. Но если это мистификация или шутка, тогда из-за шутки он принял смерть, и очень многие другие в разные годы приняли смерть тоже из-за нее.

— Но почему тогда просто не позволить им искать эту статую? — удивился я. — Если таковая существует, пусть ее отыщут. Если нет, они потратят впустую время.

— Статуя существует, — как-то слишком буднично ответил Рейд. — В это я верю. Я оспариваю только природу ее появления, ее происхождение, но не сам факт существования подобной статуи. Она служит своеобразным магнитом для зла, но само зло только отражено в ней, а не укрыто в ее пределах. Все это, — он махнул рукой на лежащие на столе фотографии, — только случайность, а не предопределенность. Хотя у меня нет никакого объяснения тому, как Брайтуэлл или кто-то, невероятным образом похожий на него, появляется на всех этих картинах и фотографиях.