Сергей Бакшеев - Проигравший выбирает смерть

В сотне метров впереди из-за громоздкого штабеля шпал за ней наблюдали темные азиатские глаза.

– Ты гляди, Есенин. Наша краля, кажись, в ментовскую побежала. – Ныш жадно глотнул вина из бутылки, обтер губы рукавом. – Заложит, как думаешь?

Есенин ни о чем не мог думать. Он выхватил бутылку и в очередной раз приложился к горлышку. Тяжкое похмелье постепенно отпускало. Организм, за несколько лет позабывший алкоголь, переваривал его туго.

– Заложит, наверняка заложит! – Ныш выругался, поправил железяку, заткнутую сбоку за пояс. Он выломал ее еще на товарняке. Пальцы ловко обмотали вокруг правой ладони платок. Ныш скользнул вдоль стопок шпал и бесшумно побежал навстречу девушке.

Есенин опустил пустую бутылку на край шпалы. Как только дрожащая рука отцепилась от горлышка, стекляшка звонко чпокнулась о бетон. Есенин вздрогнул, нога ударила по откатившемуся донышку, в голове мгновенно просветлело. «Опять молокосос дров наломает! – разозлился вор. – И зачем я с ним связался! А теперь и бросить здесь нельзя. Паровозом по делу пойду. Надо до Бека мальца довезти. Пусть сам с ним решает».

Есенин выглянул из-за укрытия, огляделся. В ранний час на задворках станции было пустынно. Вор припустился за Нышем.

Когда Нина подошла к входу в отделение милиции, она заметила подбегающего Ныша. Его взгляд был дик, рот оскален. Девушка вскрикнула, по-детски попыталась заслониться медвежонком, не зная, куда метнуться.

Неожиданно дверь в отделение распахнулась. На пороге появился удивленный сержант милиции. Ныш на ходу выхватил железку и с разбегу нанес ею удар по голове милиционера. Тело в форме обмякло и свалилось в проходе.

Нина, выпучив глаза, пятилась вдоль стены. Первые мгновения она была в шоке. Как только она попыталась закричать, ее рот прихлопнула ладонь Есенина.

– Идиот! – шипел вор, съедая разъяренным взглядом Хамбиева.

Тот завороженно разглядывал прилипшие к железке окровавленные волоски и глупо улыбался. Инстинктивно сжавшийся в момент удара милиционер так и лежал: скрючившийся и жалкий. Ныш обалдел от собственной силы и значимости. Грохнуть мента оказалось так просто!

Он аккуратно опустил железку. Рука, обмотанная платком, так и не коснулась поверхности металла, как и ножа в кабинете кассира. Ныш был доволен. Разгоряченный взгляд уткнулся в кобуру на поясе милиционера. Он ловко выдернул пистолет, самодовольно взвесил в руке и пихнул за пояс.

В глубине коридора зазвучали голоса. Ныш быстро прикрыл дверь.

– Смываемся, козел! – прохрипел Есенин, удерживая девушку. – Давай в машину.

Вор кивнул на милицейские «Жигули», здраво рассудив, что по-другому им не уйти. Обижаться на ругань вора было некогда, Ныш метнулся к машине, дверь оказалась открытой. «Менты угонщиков не опасаются, придурки непуганые», – усмехнулся он про себя. Руки привычным движением закоротили нужные провода замка зажигания, двигатель под капотом послушно заурчал.

Есенин тем временем запихнул в рот Нине оторванную лапу медвежонка и толкнул девушку на заднее сиденье. Сам завалился рядом. Под ногами валялась игрушка, ставшая инвалидом. Машина лихо развернулась задним ходом и с визгом сорвалась с места.

– Быстрее прем из города, – подгонял Есенин. – Туда рули!

Сонная одинокая дворняга метнулась наперерез машине, облаивая ненавистное колесо, но тут же отстала. Без зрителей – нет куража.

Вор пугливо оглядывался на дверь отделения милиции. Она так и оставалась закрытой, пока угол забора не загородил ее.

– Успели, – облегченно вздохнул Есенин.

Но благодарить ему надо было не свою расторопность.

Когда от входа в отделение милиции раздался непонятный шум, Парамонов прервал разговор с незнакомым капитаном и окликнул сержанта:

– Алимов, что у тебя там?

Никто не отозвался.

– Алимов, ты оглох? Почему не отвечаешь? – вновь громко спросил Парамонов и вышел из-за стола.

Капитан, стоявший ближе к выходу, мельком взглянул в коридор и отпрянул к стене. Он успел заметить в открытом проеме фигуру с железкой в руке.

– Что там за шум? – раздраженно спросил Парамонов.

Капитан неопределенно махнул рукой. Парамонов шагнул в коридор. Дверь уже была закрыта, в неосвещенном тамбуре около входа на полу виднелось что-то темное. Парамонов осторожно прошел вперед, наклонился:

– Алимов, что с тобой? Ты меня слышишь? – он затряс сержанта за плечи и только тут разглядел рану на голове: – Алимов, кто тебя так?

Парамонов был совершенно растерян. Капитан, стоявший сзади, разбитую голову увидел раньше. Его взгляд вмиг похолодел, скулы на щеках напряглись, руки неспешно натянули тонкие черные перчатки. В следующее мгновение он одной рукой ловко выхватил у Парамонова пистолет из кобуры, а другой поднял лежавшую рядом железку.

– Что? Что такое? – спросил недоумевающий Парамонов, обернувшись к капитану.

Но на него смотрело совсем другое лицо – жесткое, колючее и равнодушное. Застывший капитан с оружием в руке перегораживал коридор.

– Вы это чего? Отдайте мой пистолет, – Парамонов растерянно потянулся за оружием.

Хлесткий удар в лицо опрокинул дежурного на пол. Капитан переступил через него и встал у двери. Парамонов приподнялся и пугливо попятился. Капитан шагнул за ним, на застывшем лице не отражалось ни капли эмоций, фуражка на голове сидела безукоризненно по центру.

Дежурного охватил страх. Он неловко отступил, упал, вскочил и побежал в глубь помещения. Капитан широкими размеренными шагами следовал за ним.

Парамонов добрался до рабочего места, схватился за телефонную трубку и судорожно крутил диск, набирая номер дежурного по городу. Он плюхнулся на стул и смотрел только на цифры, боясь промахнуться. Он уже прижимал трубку к уху, ожидая, как ему казалось, спасительного ответа. Но ответный сигнал не поступал.

Взгляд Парамонова ушел вбок и упал на пыльные форменные ботинки, остановившиеся рядом. «Почему туфли такие грязные, – подумал милиционер, – и брюки совсем мятые».

Он скользил взором вдоль форменных брюк, когда на его голову обрушился железный прут. Череп вязко хрустнул. Взгляд потух, добравшись до полы кителя. Рубиновые брызги шлепнулись на стеклянную перегородку. Парамонов ткнулся носом в стол.

Пыльные ботинки скрипнули и повернулись. Палец в черной перчатке придавил блестящий штырек в ложбинке для телефонной трубки. Рука подхватила связку ключей. Фуражка уверенно развернулась, козырек глядел на камеру, где спал Заколов. Капитанские погоны, мерно покачиваясь на плечах, двинулись туда.

В тишине кабинета слышались частые телефонные гудки, они словно пытались убежать по проводу из этого страшного места, но рука Парамонова мертвой хваткой удерживала трубку, и испуганный писк никак не мог оторваться от нее.