Питер Страуб - Обитель теней

Передо мной возникла кошмарная морда, за ней – еще и еще.

Эти рожи – более гнусных я в жизни не видел – скалились, хохотали, высовывали длиннющие языки и вдруг исчезли так же внезапно, как и появились.

Теперь позади свечи возникло пятно света, а в нем – кисти рук, изображающие голову собаки, словно в театре теней. В таком театре я не раз бывал и раньше, но столь искусного изображения еще не видел: уши у собаки стояли торчком, язык, будто в жару, вывалился наружу, и было в этой картинке что-то зловещее. Вдруг собачья голова повернулась ко мне – уж такого в театре теней сроду не увидишь. Но я продолжал видеть и уши торчком, и шею… Пальцы чуть раздвинулись, изображая сверкающие глаза, и, уверяю тебя, это выглядело не менее жутко, чем те безумные рожи. Глаза горели пустым, ничего не выражающим светом, и в то же время было в них совершенно определенное выражение: они прямо-таки излучали безумную злобу. Тут до меня дошло, что голова была не собачьей, а волчьей.

Затем она исчезла, и таинственные руки сложились в птицу с громадными, размашистыми крыльями и зловещим серповидным клювом.

Не покидая светлого пятна, птица-тень полетела прямо на меня. Инстинктивно я пригнулся, стараясь увернуться от ее жутких, торчащих наружу когтей, и тут по всему дому разнесся сумасшедший хохот.

Птица-тень исчезла во тьме. Я услышал шум ее крыльев и обернулся, чтобы проводить ее взглядом, когда картинка этого чудовищного театра теней сменилась. Теперь передо мной какие-то типы избивали ногами парня, взяв его в кольцо. Я слышал, как они кряхтят, нанося удары, слышал и сам звук ударов. Они явно вознамерились забить беднягу до смерти. Один ударил его ногой по голове, и я увидел, как кровь брызнула во все стороны. Подобную сцену изобразить пальцами уж точно невозможно… Ударивший жертву по голове вдруг распался, словно его фигура и в самом деле была составлена из пальцев, которые тут же сложились в слово: ОБИТЕЛЬ. Рядом возникло другое слово: ТЕНЕЙ. Обитель Теней… Вокруг меня – отовсюду и ниоткуда – зазвучал дьявольский хохот, и я не мог понять, то ли те гнусные рожи таким образом предупреждали, чтобы я держался от Обители Теней подальше, то ли в образе забитого до смерти парня показали мне Дэла, давая этим понять, что я должен быть с ним.

– Должен? – переспросил я.

– Должен, – твердо повторил Том.

Наутро того дня, на который были назначены клубные выступления, я появился в школе на час раньше обычного: отец, всегда подбрасывавший меня на машине, спешил на деловую встречу, которая должна была состояться в полвосьмого в центре города. Он высадил меня напротив Верхней школы. Я, перейдя улицу, поднялся по ступенькам и подергал дверь – она была заперта. Тогда я заглянул через стекло: вестибюль был пуст и мрачен, равно как и лестница, ведущая в библиотеку.

Присев на ступени в лучах раннего утреннего солнышка, я принялся дожидаться дворника или кого-нибудь из учителей. Это, однако, мне быстро надоело, и я опять спустился к тротуару, откуда от нечего делать стал разглядывать школьное здание, словно видел его в первый раз. Карсон в столь ранний час чем-то походил на монастырь: от него веяло спокойствием, благочестием и порядком, так что школа даже показалась мне прекрасной – в таком-то месте просто немыслимо представить что-нибудь плохое.

Я проскользнул между прутьев ограды, поднялся по дорожке к личной директорской автостоянке и сошел на газон.

Отсюда просматривалось только главное здание школы – старинный особняк тоже как будто был покрыт таинственно-волшебной дымкой. Вид этот настолько меня растрогал, что на мгновение я забыл про все плохое, что здесь было.

В тот краткий миг я искренне любил это место.

Пройдя чуть дальше к тыльной стороне здания, для чего пришлось отыскать брешь в густорастущей живой изгороди, я с изумлением увидел, что тут кто-то есть. Он лежал в траве лицом вниз, рядом с кейсом: всклокоченные волосы, измятый на спине пиджак – разумеется, это был Дейв Брик. Мое восторженное состояние тут же испарилось. Брик лежал на травянистом склоне, как раз в том месте, где мистер Роббин показывал нам летящий спутник. Измятый и сильно тесный ему пиджак принадлежал Тому Фланагену – Брик одолжил его два дня назад, умудрившись где-то забыть или посеять собственный, а запасной пиджак оказался в шкафчике у одного Тома. Брик медленно и методично рвал пригоршнями траву. Заметив меня, он ускорил этот процесс.

– Ранняя пташка, – соизволил он в конце концов обратиться ко мне.

– У отца с утра пораньше деловая встреча в центре, – объяснил я.

– Ясно-понятно. А я всегда прихожу рано – позаниматься, вот только дворник сегодня что-то задерживается, – Вздохнув, он перестал рвать траву и вместо этого уткнулся в нее лицом. – Слыхал? Все начинается по новой.

– Что именно?

– Допросы. Все эти гестаповские штучки. И начинается опять с нас.

– Откуда тебе известно?

– Слышал разговор Брума с миссис Олинджер вчера вечером, прежде чем уйти домой. Причем я даже не подслушивал – он определенно сам хотел, чтобы я узнал это.

– Бог ты мой! – вырвалось у меня.

– Вот именно… Я даже собирался сегодня пропустить занятия. – Он приподнялся на локтях, и я испугался, что он испортит пиджак Тома, выпачкав его о траву. – Слава Богу, что не решился на это: ведь рано или поздно он доберется до меня, и тогда будет в тысячу раз хуже.

– А может, он на этот раз оставит тебя в покое, – предположил я.

– Может. Но если он меня вызовет, я расскажу на сей раз все как было. Больше я не вынесу такого, к тому же теперь он еще больше озвереет.

– Ну, я уже попробовал рассказать Торпу, и что из этого вышло?

– Так ты же не сказал ему, что я Скелета тоже видел. За это я тебе, конечно, благодарен, но… Теперь мне на Скелета наплевать. Я все скажу Бруму, если он меня вызовет с латыни.

– Не думаю, что он тебе поверит.

– Поверит, – убежденно сказал Брик. – Поверит, вот увидишь. Я заставлю его поверить. И пускай хоть вся школа горит синим пламенем – начхать я хотел.

Когда дворник наконец-то появился, я последовал за Бриком с таким чувством, будто в школе меня поджидал бешеный зверь с бычьей головой.

Через пять минут после начала урока латыни явилась миссис Олинджер со сложенным вчетверо листком-запиской.

Дейв Брик многозначительно посмотрел на меня – в глазах его читалась паника. Мистер Торп зарычал было от ярости, что его прервали, однако сдержался и чуть ли не выхватил записку из рук миссис Олинджер. Он развернул листок, прочел и провел ладонью по лицу, вытирая невидимый пот.

Воцарившаяся в классе тишина была оглушительнее крика.

– Брик, к директору, – прозвучало словно выстрел.