Андреас Эшбах - Один триллион долларов

– Но не уехал же он в трусах! – сердито сказал Эдуардо.

– Я тоже так не думаю, – согласился с ним дворецкий.

Эдуардо недовольно смотрел, как Коупленд роется в одной из коробок, вытаскивая оттуда линялую зеленую майку с надписью Smile if you like sex.

– Может, он надел что-нибудь из старых вещей? – предположил неопрятный американец.

– С чего бы вдруг?

– Может, ему захотелось потусоваться среди простого народа?

– У него здесь праздник с сотней приглашенных гостей. Не самое подходящее время для такой вылазки.

Человек с засаленными волосами и в майке, которая годилась только на обтирку стержня для проверки уровня масла в картере, пренебрежительно махнул рукой:

– Да бросьте вы! Если бы мне нужно было похитить такого, как Джон, я бы не стал делать это во время вечеринки, где бегает тысяча человек и все дело может миллион раз сорваться. – Он повернулся к Марко: – На вашем месте я бы поехал в этот Капаннори и поискал его в каком-нибудь «Бургер-Кинге».

Они действительно нашли Джона в Макдоналдсе в центре Капаннори. На нем были джинсы, стоптанные кроссовки и черно-красная латаная рубашка в клетку, он сидел один за столом и уничтожал картошку фри из пакета, когда около него выросли как из-под земли Марко, Эдуардо и двое телохранителей в оттопыривающихся пиджаках.

– Как вы здесь оказались? – спросил он, подняв брови, и отхлебнул кока-колы. – Разве вы не должны сейчас быть на вечеринке?

– Вечеринка закончилась, Джон, – сказал Эдуардо. – Мы думали, тебя умыкнули.

– Умыкнули? О боже. Я просто был не в настроении. И, кроме того, мне хотелось узнать, не потерял ли я еще вкус к бигмаку. – Он довольно улыбнулся. – Слава Богу, не потерял.

Эдуардо смотрел на него, и всем было видно, как многое из того, что вертелось у него на языке, он вынужден был проглотить. А люди со всех сторон уже поглядывали на эту причудливую группу, собравшуюся вокруг молодого парня, который вроде ничего такого не сделал. Группа смахивала на мафию, решил менеджер ресторана и раздумывал, не позвонить ли в полицию.

– Я весь переволновался, – сказал наконец Эдуардо. – Ты мог поставить в известность хотя бы меня?

Джон больше не улыбался.

– Я хотел узнать, могу ли я еще куда-нибудь пойти, не ставя в известность никого. – Он смял бумажную салфетку, бросил ее на поднос и встал. – О'кей, теперь я это знаю. Идемте.

Пляж принадлежал людям, у которых на этот пляж не было времени, поэтому он был пуст и заброшен. В это утро даже солнце пряталось за бледными облаками. Море вяло выплескивалось на серый песчаный склон. Дома по ту сторону откоса казались недружелюбными и холодными.

Вот уже несколько дней на пляже можно было видеть мужчину, часами прогуливающегося вдоль моря, иногда по нескольку раз в день. За ним следовал второй мужчина, всегда на некотором отдалении, как будто не имея с первым ничего общего, но проделывая синхронно все его движения. Они шли вдоль берега медленно, потому что трудно было продвигаться по песку, пока не доходили до северного конца, где пляж сужался и начинались скалы, потом они поворачивали и шли обратно. На южном конце пляж резко упирался в бетонную стену канализационного отвода, и там они снова поворачивали.

В это утро на пляже внезапно появился и третий мужчина, бросившись вдогонку за первыми двумя. Бессмысленная затея. Мужчина был грузный, дышал с хрипом и скоро совсем запыхался. Он остановился и начал кричать, маша руками, и ему удалось привлечь к себе внимание уходящих, которые сразу повернули назад.

– Спасибо, что вы смогли приехать, – сказал Джон, дойдя до Альберто Вакки, и пожал ему руку. – Если бы я знал, что вы появитесь так скоро, я бы, разумеется, ждал вас в доме.

– Как я понял по телефону, дело неотложное? – сказал адвокат и вытер со лба пот.

– Нет, я же сказал… гм-м. Что, правда так звучало? – Джон наморщил лоб. – Да, пожалуй, и неотложное. Идемте в дом.

Наблюдатель мог бы заметить скрытую улыбку облегчения на лице телохранителя. Охранники разыгрывали между собой прогулки по пляжу, и кто проигрывал, должен был сопровождать Джона Фонтанелли.

– Ну? – спросил Альберто Вакки, шагая по дорожке. – Как вам нравится в вашем новом доме?

– Хорошо, спасибо. Я должен немного привыкнуть к тому, что кто-нибудь из персонала постоянно крутится под ногами и что-нибудь прибирает, но ничего, бывает и хуже.

– Я несколько удивлен, что здесь нет Эдуардо; последние недели вы не расставались…

Джон мельком улыбнулся.

– Я думаю, он все еще расстроен из-за моей поездки в Капаннори.

Альберто понимающе кивнул.

– У меня тоже было такое чувство. Но все уладится. – Он коротко взглянул на него сбоку: – Но ведь позвали вы меня не из-за этого?

– Нет. – Джон резко остановился, глянул на серое море, покусал нижнюю губу и вдруг посмотрел на Альберто с такой горячностью, как будто набирал разбег для своего вопроса: – Что за человек был Лоренцо?

– Что? – удивился адвокат.

– Вы его знали. Расскажите мне о нем.

– Лоренцо… – Альберто Вакки опустил голову, разглядывая носки своих туфель с налипшим на них песком. – Лоренцо был хрупкий ребенок. Развитой не по возрасту, умница, очень музыкальный, начитанный… Но у него была эта аллергия. На орехи, на яблоки, на никель и так далее. У него выступала сыпь, иногда он был вынужден слечь в постель из-за проблем с кровообращением. А аллергия на пчелиный яд была трагичной. Однажды в семь лет его ужалила пчела, но его успели довезти до больницы. Ну вот, а потом сразу эти пять жал, вы знаете. Четыре из них в нёбо. Должно быть, он откусил фрукт, в котором были пчелы, так сказал врач; наверное, грушу, он любил груши, тем более что это был один из немногих фруктов, которые он переносил.

– Как же он не обращал внимания на пчел?

– Еще как обращал. У него был панический страх перед любыми насекомыми. Нет, панический страх – это не то слово. Он очень даже следил за этим. Избегал всякого соприкосновения с насекомыми. Редко носил шорты, никогда не ходил босиком, а рубашки, выходя из дома, всегда надевал с длинными рукавами. – Альберто вздохнул. – И вдруг случается такое. Это трагедия. Он мне очень нравился.

Джон медленно кивнул, пытаясь представить, что это был за юноша, Лоренцо Фонтанелли.

– Вы сказали, он был очень музыкальный?

– Да, очень. Играл на пианино и на поперечной флейте. Брал дополнительные занятия, некоторое время играл в школьном оркестре. Вообще учился хорошо. Проблем у него не было. Что касается математики, то он был чем-то вроде вундеркинда; в двенадцать лет нашел среди дедушкиных вещей книгу по исчислению бесконечно малых величин и изучил ее самостоятельно. Честно говоря, я и сегодня не знаю, что это такое, возможно, потому и был так впечатлен. Вскоре после этого он принял участие в математической олимпиаде для школьников и завоевал первый приз. Даже в газету попал, с фотографией. У меня есть вырезка; могу вам как-нибудь показать, если хотите.